долгожданный порядок, и, много часов спустя после "выхода в свет", торжествующим победителем прибыл домой. Знать бы заранее, чем кончится этот праздничный день!.. Жена сочла момент подходящим, чтобы уломать Сашеньку все же сходить в поликлинику, потому что ее вконец заели врачи, которым нужен был порядок в бумажном деле: давным-давно приговоренный ими человек к ним не является, бюллетень не закрывает ни по поводу смерти, ни по поводу выздоровления. А дело в том, что я категорически запретил ему общаться с коновалами, которые только и сумели, что объявить ему - на основании объективных данных, конечно, - о близкой его кончине. И вот же - в победоносном благодушии своем - он согласился на уговоры! Сначала он сидел в одной нудной очереди, затем в другой и, наконец, услыхал в кабинете устало-раздраженное: "На что вы рассчитываете, в конце концов? Из вашего положения исход один, имели бы совесть, не мешали бы нашей работе своей неаккуратностью!..". И - все! Струна была оборвана, восхождение прекратилось, и мгновенно началось обвальное падение - с ухудшением всех показателей, с невыносимыми болями, с постельным режимом, а ведь буквально за полмесяца до этого на даче мы с ним, по необходимости, совершили двухкилометровый марш-бросок под рюкзаками к электричке... Зачем в этой ситуации попрекать жену? Она наказала себя и детей на всю оставшуюся жизнь. Но могут ли быть найдены слова, соответствующие поступку тех "врачей"? Ни в коей мере я не против строгости при обращении с пациентом: случается, в хвост и в гриву браню какого-либо растяпу за небрежное ведение дневника, за попытку увильнуть от выполнения трудного задания, но после такой ругани в его адрес он цветет, потому что понимает его причины: это забота о нем же, это борьба за него, за ее жизнь. И от такой критики дух больного только радостно играет, только крепнет. И именно в этом - — 409 —
|