Поговорив с ребёнком и мамой, я начинала рассказывать маме, чем кормить, чему ребёнка надо научить (играть «ладушки», ползать, показывать предметы - «где часики?» и т. д.), - в зависимости от возраста ребёнка на следующий месяц давала задание маме и строго требовала его исполнения. Детей до 3-х летнего возраста я до выздоровления лечила, наблюдала только на дому, всего-навсего выполняя неотменённый до сих пор приказ Минздравотдела. Достаточное количество вызовов, активов - обязательное ежемесячное посещение здоровых детей до 1 года на дому (тоже был приказ Минздравотдела), предусматривающее также обучение мам уходу за ребёнком, вскармливанию и т. д., - всё это требовало от меня чёткой, продуманной, заранее спланированной работы. Участковая медицинская сестра обучала маму комплексу массажа и гимнастики для ребёнка (в зависимости от возраста). Пятидесятиградусные морозы только подгоняли меня к быстрым действиям - перейти на вызов или актив от одного дома к другому. Работа для меня стала медитацией - чёткой, ясной и значимой. Получила как-то из роддома сообщение о родившемся на участке ребёнке. Нашла квартиру, захожу. «Здравствуйте, - радостно говорю я, - я врач». Быстро раздеваюсь и спрашиваю у молодых, как мне показалось, удивлённых людей: «Где мне вымыть руки?» - Там, - указывают мне и провожают меня в ванную. Разделась, помыла руки, захожу в комнату, сажусь на стул. Молодые, улыбаясь, спрашивают: - Будете пить чай? - Нет, - говорю, большое спасибо, но мне некогда, покажите лучше, где ваш новорожденный. - У нас нет новорожденного, мы только ещё планируем. Извинилась... и пошла дальше звонить, уточнять, куда затерялся родившийся малыш. Заместитель главного врача по педиатрии, улыбаясь, спрашивала меня: «Нина Павловна, как вам удаётся так работать, что родители любят вас?» - и через три года моей работы на участке так же, улыбаясь, уволила меня, не продлив трудовой договор. В то время (начало 90-х годов XX века) в трудовом законодательстве была статья 29, по которой руководитель предприятия имел право через три года работы не продлевать трудовой договор. Для меня это был большой удар - остаться без моей любимой работы и, практически, без средств к существованию: в то время на севере, как и по всей стране, полки магазинов были пусты - лишь на работе можно было «отовариться» и получить на месяц 10-15 банок концентрированного молока и ещё кое-что... Впрочем, без работы я, по-прежнему, не оставалась - ко мне приходили леченные-перелеченные больные, которых я всегда лечила бесплатно. Во-первых, потому, что это лечение было необходимо, прежде всего, мне - именно мне нужно было узнать, можно ли лечить нетрадиционными методами и можно ли вообще вылечить так называемые «неизлечимые» заболевания. Во-вторых, я не знала, сколько стоит жизнь ребёнка, как оценить её - ко мне, ведь, не приходили дети с О.Р.З. — 6 —
|