Обитаемый человек

Методология психотерапии стремится к бесстрастной точности и редко включает в свой лексикон такие неопределенные понятия, как “очарованность”. Но когда человек в течение недель, месяцев и даже лет получает исключительное удовольствие от постоянного и неизменного внимания — не служит ли это убедительным доводом в пользу такой терапевтической работы? Если терапевт очарован тем, что говорит его пациент, у пациента гораздо больше возможностей получать столько внимания, сколько ему необходимо.

Сложность состоит в том, что только обаятельные и привлекательные люди вызывают у других безусловную очарованность. Однако это явление возникает не так редко, как может показаться. Когда человек входит в кабинет к терапевту, готовый открыть перед ним свои самые сокровенные переживания, многие из которых могли бы стать сюжетом захватывающего художественного фильма, в этой ситуации трудно не стать очарованным. И все-таки иногда очарованность не возникает, то ли потому что терапевт не всегда открыт для таких чувств, то ли — что больше похоже на правду — пациент сам не готов к тому, чтобы очаровывать терапевта.

Умение быть очарованным простыми переживаниями пациента, который не находит внимания в своей среде, бросает вызов профессионализму терапевту. Когда пациент обладает большим опытом в том, чтобы не вызывать интереса у окружающих, терапевт старается преодолеть такой стереотип своей глубокой заинтересованностью, противопоставляя ее нежеланию или неумению пациента быть интересным.

Многие пациенты достигают большого мастерства в способности быть неинтересными. Оно достигается богатым опытом жизненных переживаний, которые запускают механизм сдерживания переживаний. Фактически они включают только те “я”, которые притуплены перенесенной болью или слишком большой опасностью выйти из берегов. Правда, никто из нас не владеет способностью скрывать свои чувства до такой степени, чтобы не оставалось ни одной лазейки, через которую может заглянуть терапевт. В одной из своих ранних работ я писал: “Пациент может проявить языковую стерильность, иметь нейтральную мораль, быть внешне слишком простым и безынициативным. Но все это камуфляж для того, что в действительности может быть интересным” (E. Polster, 1987).

Один из моих пациентов, Джакомо, был совершенно уверен в том, что он неинтересный человек. Его навязчивая идея заключалась в том, что и он сам, и мир людей, которые его окружали, — все было неинтересным. Я же нашел его чрезвычайно интересным и был очень рад каждому его приходу ко мне. Он был человеком глубоким и всегда находил в беседе весомые и интересные аргументы. Среди многих его “я” существовало очень сильное противостояние “лучшего я” и “я-недотепы”. Недотепа, его наездник и ведущий, оттеснял его сознание от разрешения сложностей жизни, не шел на сближение с людьми, потому что ему нечего им сказать. Но ведь и Джакомо было неинтересно что-либо услышать от них, о чем с готовностью поведало нам его “лучшее я”.