|
Терапевт: Что бы вы хотели сказать своей матери? Пациент (длинная пауза): Мама, это как-то дико: ты ведешь себя и как моя мама и одновременно как моя подружка. Терапевт: И что отвечает мама? Пациент (со слезами): О-о! Мне так трудно говорить о ней, мне так грустно! Я думаю о ней, настоящей, а не о той, которая во сне. Я вижу ее живую, какой она была... какую я видел перед ее смертью. (Всхлипывает.) Смерть матери, тоже являвшаяся деталью осознавания, сменила его “сексуальную” вину и смятение на настоящую печаль — переживание, которое требует собственного разрешения. Терапевт: Она была тяжело больна тогда. Но во сне она не была больной. Сон похож на воскрешение. Пациент: Во сне она говорила по-другому. Во сне и в реальности у нее совершенно разные характеры. Терапевт: Хорошо, давай послушаем обеих. Пациент: Во сне она сказала бы что-нибудь вроде: “Все в порядке. Это весело. Побудь со мной”. Реальная мама сказала бы нечто вроде: “Я даже не подозревала у тебя таких чувств. Наверное, тебе очень тяжело”. Она была очень заботлива и участлива, и все это... (снова заливается слезами) я потерял. (Громко рыдает.) Она была такой доброй. Таких добрых людей, как она, я больше не встречал. Терапевт: Скажи ей, что ты чувствуешь по этому поводу. Пациент (судорожно ловит воздух): О-о, мама, ты такая добрая, такая нежная. С тобой все так легко и просто. Если что-то огорчало меня, я всегда мог прийти домой, просто побыть рядом с тобой — и мне уже казалось, что все не так плохо. Даже когда я злился на тебя, не хотел быть рядом с тобой и хотел быть мужчиной, а не маменькиным сынком, ты могла находиться в другой комнате, и все равно я приходил в себя. Терапевт: Она принимала тебя таким как есть. Пациент: Да-а, да. (Всхлипывает.) Я думаю, для нее это было самым важным. Она умела принимать меня таким как есть. Теперь мне так тяжело от того, что когда-то я мог злиться на нее. Получается, что, отдалившись от нее, я чувствовал, что оскверняю ее доброту. Терапевт: Это трудно — быть способным принять мать так же, как она способна принять своего сына. Пациент (смеется и одновременно сморкается в платок, который я протянул ему): Пожалуй, так. Я чувствую себя таким мерзавцем, что не смог сделать этого. Я чувствую себя таким ничтожеством. Терапевт: А ведь так часто бывает, разве нет? Пациент: Чувствовать себя ничтожеством по отношению к матери? Терапевт: Нет. Чувствовать, что сын не может так же принимать свою мать, как мать способна принимать своего сына. — 151 —
|