Понятие характера как эссенции психопатологии является, я бы сказал, внутренне присущим Гештальт—терапии. Райх, аналитик Перлса, формулировал идею характера как защитную по сути; Фритц же пошел дальше, заявив, что идеальным является человек без характера. В англоязычном окружении, в котором он жил в течение наиболее значительных лет своей работы, это явилось вызовом по отношению к общепринятому значению слова. Такое же значение имеется и в испанском, когда мы говорим «человек характера», особенно в пуританских представлениях под словом «характер» понимается воля, самоконтроль, идеализированная непреклонность. Перле восстал против такого идеала своим пониманием здоровой личности как человека, творчески реагирующего на ситуацию, а не закоснелого в устаревших реагированиях. Понять это, конечно же, не просто, однако я полагаю, что симптомныи невроз является лишь второстепенным осложнением скрытого характерного невроза, который развивается практически у любого (как следствие подрастания в атмосфере «эмоциональной язвы культуры»). А поскольку это патологический стиль отношений, заложенный в характерном неврозе, который лежит в основе всех наших конфликтов, межличностных проблем и последующего страдания, я полагаю, что характер — основа повторяющегося принуждения — является наиболее фундаментальным вопросом любой психотерапии, претендующей быть глубокой и завершенной. Если это верно, то восприятие характера терапевтом в высшей мере релевантно терапевтическому процессу. В самом деле, я верю, что большая часть успеха терапевтов имеет отношение к их зоркому глазу по определению характера — к умению увидеть в походке, жестикуляции и манере говорения отражение образа жизни индивида Однако это не всегда внешне видно, и восприятие характера зависит не только от его переживания, но и от ментального здоровья терапевта. Лишь «органичный» человек, т.е. человек, основой ментального здоровья которого является творческая гибкость, может воспринять безжизненность другого. Характер — это не живое, это часть, не присущая индивиду, Rigor vitae, как назвал ее Перле по аналогии с Rigor mortis. Точно так же, как мастер Дзена может палкой отреагировать на любое высказывание, могущее выйти из неозаренного сознания, хороший Гештальтист противостоит повторяющемуся принуждению — игре, автоматически выполняемой людьми,— с жесткостью или непреклонностью. Перле представляет прецедент, поскольку такой способностью обладал в полной мере, особенно из-за переживания сатори (описанного в автобиографии), которое явилось прелюдией его наиболее продуктивного периода жизни и работы. Он обладал замечательной зоркостью и большим опытом, работая в Калифорнии, когда я с ним познакомился. (Однажды я поздравил его по поводу одной работы на сеансе в Эзалене, а он ответил немецкой поговоркой, что, мол, черт знает больше оттого, что стар, а не потому, что он черт). — 167 —
|