Гештальт-терапия: Отношение

Говоря языком бихейвиористики, психопатология со­стоит из склонностей и избеганий, только они могут быть изменены наказанием или наградой в избранном направле­нии. Говоря языком психоаналитика, психопатология есть результат «защиты», которая неминуемо проявляется в психотерапии как «сопротивление». В свете таких форму­лировок, роль психотерапевта — не только в применении определенной техники, но и в том, чтобы заставить паци­ента работать с ним вместе, вместо того чтобы работать лишь самому.

Индивидуальные возможности нарушить свои терапев­тические намерения — это нечто большее, чем простая оп­лошность. Например, можно думать, что ты свободно ассоциируешь или выражаешь чувства или свое «я», а, на самом деле, все совсем наоборот; или ты точно следуешь показаниям или методам определенной техники чисто ме­ханически, не вкладывая в процесс чувства. В этом случае ты действительно что-то «делаешь», но стоит ли удивлять­ся, что результатов—то нет.

В психотерапии умудренный профессионал, кроме всего прочего, это тот, кто добивается истинного воздействия, выходя далеко за рамки просто поверхностной деятельно­сти, превращающейся в пустой ритуал, если она не поддер­жана соответствующим отношением. Он способен выявить необходимое отношение, усилить его, вызвать его, научить ему, потому что он знает его в себе. Технике научит любая книга, но отношение передать может лишь человек непос­редственно.

Центральной ролью соответствующего отношения яв­ляется не только то, чтобы видеть поле психотерапии, но и владение любым психологическим приемом или нюансами науки о душе. Если мы хотим достичь мастерства в технике, мы неизменно подходим к указаниям, выходящим за спи­сание характера, которые трудно передать даже при лич­ном контакте, часто считающемся совершенно невыразимым. К примеру, возникает необходимость, что­бы человек, вовлеченный в определенную форму практики, был бы в отношениях «открытости», чтобы он позволил всему «быть таким, как оно есть», чтобы он поставил себя в отношения восприятия или «поддался» бы, находился в от­ношениях единодушия, доверия, веры, страстного желания и т.д. Даже в случае практикования невмешательства, как в Дзен-медитации, инструктор по медитации особо кон­центрируется на том, как сделать технику наиболее эффек­тивной. Даже если внешние аспекты бездействия могут быть ясны, «сидеть», как говорил Шрунью Судзуки, «зна­чит задействовать все коаны».

Чтобы быть не только демонстратором техники, но тем, кто видит, что она действенна, терапевт, подобно духовно­му учителю различных традиций, должен быть экспертом в том, как применять технику. Он должен быть подобен часовщику, который по известному анекдоту запросил кругленькую сумму за то, что дунул в механизм часов, и они пошли. «Столько денег просто за то, что дунул!» — было естественной реакцией посетителя, хотя он не мог не признать, что часы заработали. «За то, что дунул — десять центов, остальное за то, что знал, куда»,— был ответ. Боль­шинство пространных описаний психотерапевтических си­стем посвящено технике, и все же, как в приведенном анекдоте, не все замыкается на ней. Техника, нужно ска­зать, это лишь частный случай выражения — пациентом или претендующим на роль врача — отношений, составля­ющих настоящую работу. Это серия действий, предприня­тых с определенным намерением, а терапевт — это тот, кто обладает умением пользоваться своим намерением. Его знание, что делать и как, происходит не из законов термо­динамики, но из глобального понимания «как это?», пони­мания, что ему вовсе не обязательно точно формулировать. Более того, его безотчетное понимание — развитое в его собственной жизни и упорными тренировками — не обяза­тельно соотносится с его теоретическими взглядами.