В поисках утраченного времени. По направлению к Свану

– Может быть, это он и есть! – воскликнула г жа Вердюрен.

– О нет! – со смехом ответил Сван. – Если бы вы только взглянули на него, вы бы не задали мне такого вопроса.

– Разве задать вопрос значит уже разрешить его? – спросил доктор.

– Может быть, это его родственник, – продолжал Сван. – Печально, конечно, хотя, впрочем, может же гений доводиться двоюродным братом старому дураку. Если это так, то, клянусь, нет такой муки, которую я не согласился бы претерпеть ради того, чтобы старый дурак познакомил меня с автором сонаты: прежде всего муку бывать у старого дурака, а это, наверно, ужасно.

Художнику было известно, что Вентейль очень болен и что доктор Потен не ручается за его жизнь.

– Как! – воскликнула г жа Вердюрен. – Неужели у Потена еще кто нибудь лечится?

– Госпожа Вердюрен! – разыгрывая негодование, обратился к ней Котар. – Вы забываете, что это мой собрат, более того: мой учитель.

Художник от кого то слыхал, будто Вентейлю грозит умопомешательство. И он начал уверять, что кое где это можно почувствовать в сонате. Свану утверждение художника не показалось нелепым, но все таки оно озадачило его: ведь чисто музыкальные произведения лишены той логичности, отсутствие которой в человеческой речи является признаком безумия; безумие, слышавшееся в сонате, представлялось ему таким же загадочным, как бешенство собаки, бешенство лошади, хотя такие случаи и наблюдаются в жизни.

– Оставьте меня в покое с вашими учителями, вы знаете в десять раз больше, чем он, – возразила доктору Котару г жа Вердюрен тоном женщины, имеющей мужество высказывать свои мнения без обиняков и давать отпор тем, кто с ней не согласен. – По крайней мере, вы не морите своих больных!

– Но ведь он же академик! – с насмешкой в голосе заметил доктор. – Тот больной, который предпочитает умереть от руки одного из светил… Куда больше шику, если сказать: «Я лечусь у Потена!»

– Что? Больше шику? – переспросила г жа Вердюрен. – Стало быть, нынче есть шик и в болезнях? А я и не знала… Да нет, вы надо мной смеетесь! – неожиданно воскликнула она и уронила голову на ладони. – Я то хороша: спорю с вами совершенно серьезно, а вы, оказывается, меня дурачите.

Вердюрен решил, что по такому пустячному поводу хохотать не стоит, а потому ограничился тем, что пыхнул трубкой, и пришел к печальному выводу, что на поприще любезности ему за женой не угнаться.

– Вы знаете, ваш друг нам очень понравился, – сказала г жа Вердюрен Одетте, когда та с ней прощалась. – Он прост, мил; если и другие ваши приятели – такие же, как он, то приводите их всех.