— Что поделаешь, такова жизнь! У меня перехватило дыхание, я оцепенел и не в силах был произнести ни слова. Никогда еще Эмилия так не разговаривала со мной, с таким равнодушием, с такой апатией, такими избитыми словами. Я понимал, что могу еще придать этому разговору совсем иное направление, сказав, что видел се с Баттистой (впрочем, она и сама прекрасно это знала); что, попросив ее совета, работать ли мне над сценарием, я только испытывал се, и это было правдой; и что, короче говоря, теперь, как и раньше, все дело только в наших отношениях. Но у меня не хватило духу или, вернее, сил так поступить; я чувствовал себя бесконечно, безнадежно усталым. И я даже почти что робко спросил: — А что ты будешь делать здесь, на Капри, пока я буду работать над сценарием? — Ничего особенного… Буду гулять… купаться… загорать… Буду жить, как все. — Одна? — Да, одна. — И тебе не будет скучно? — Мне никогда не бывает скучно… Мне много о чем надо подумать… — Ты думаешь иногда и обо мне? — Разумеется, и о тебе. — И что же ты обо мне думаешь? Я встал, подошел к ней и взял ее за руку. — Мы уже много раз говорили об этом. Ее рука сопротивлялась, но не слишком решительно. — Ты по-прежнему думаешь обо мне то же, что и раньше? При этих словах она отступила назад, затем резко сказала: — Слушай, шел бы ты лучше спать… Есть вещи, которые тебе неприятно слушать, и это вполне понятно… Но, с другой стороны, я могу только повторять их тебе… Что за удовольствие в подобных разговорах? — Нет, давай все-таки поговорим. — Но зачем?… Мне придется еще раз повторить тебе то, что я уже много раз говорила… Или, может, ты думаешь, что я изменила свое мнение после приезда на Капри? Напротив. — Что значит «напротив»? — Напротив… объяснила она, немного смешавшись, этим я хотела сказать, что вовсе не изменила своего мнения. Вот и все. — Значит, ты продолжаешь испытывать ко мне… все то же чувство… Не так ли? Неожиданно для меня в ее голосе послышались возмущение, чуть ли не слезы: — Ну зачем ты меня так мучаешь?.. Может, ты думаешь, мне приятно говорить тебе такое?.. Мне это еще тяжелее, чем тебе! Слова ее прозвучали искренне, в них чувствовалась боль, и это меня тронуло. Я сказал, снова взяв ее за руку: — А я думаю о тебе только хорошее… И всегда так буду думать. Затем, желая дать понять, что прощаю ей измену (а я ведь действительно простил ее), добавил: Что бы ни случилось! Эмилия ничего не ответила. Она смотрела куда-то в сторону и, казалось, чего-то ждала. И в то же время незаметно, но с упрямой враждебностью пыталась высвободить свою ладонь. Тогда я резко отпустил ее руку и, пожелав спокойной ночи, быстро вышел. И почти сразу же я услышал, как в замке ее двери щелкнул ключ, и этот звук вновь наполнил мое сердце острой болью. — 93 —
|