– Ты что! – сказал Курон. – Все знают, что Теннисон – величайший поэт. – А кто, по-твоему, величайший поэт? – спросил Боланд, подталкивая соседа. – Конечно, Байрон, – ответил Стивен. Сначала Курон, а за ним и другие разразились презрительным хохотом. – Что вы смеетесь? – спросил Стивен. – Над тобой смеемся, – сказал Курон. – Байрон – величайший поэт? Только невежды считают его поэтом. – Вот так прекрасный поэт! – сказал Боланд. – А ты лучше помалкивай, – сказал Стивен, смело повернувшись к нему. – Ты знаешь о поэзии только то, что сам же написал во дворе на заборе. За это тебе и хотели всыпать. Про Боланда действительно говорили, будто он написал во дворе на заборе стишок про одного мальчика, который часто возвращался из колледжа домой верхом на пони: Тайсон въезжал в Иерусалим, Упал и зашиб свой задосолим.[70] Этот выпад заставил обоих приспешников замолчать, но Курон не унимался: – Во всяком случае, Байрон был еретик и распутник к тому же. – А мне нет дела, какой он был, – огрызнулся Стивен. – Тебе нет дела, еретик он или нет? – вмешался Нэш. – А ты что знаешь об этом? – вскричал Стивен. – Ты, кроме примеров в учебниках, никогда лишней строчки не прочитал, и ты, Боланд, – тоже. – Я знаю, что Байрон был дурной человек, – сказал Боланд. – А ну-ка, держите этого еретика, – крикнул Курон. В ту же секунду Стивен оказался пленником. – Недаром Тейт заставил тебя поджать хвост в прошлый раз из-за ереси в сочинении, – сказал Курон. – Вот я ему скажу завтра, – пригрозил Боланд. – Это ты-то? – сказал Стивен. – Ты рот побоишься открыть! – Побоюсь? – Да, побоишься! – Не зазнавайся! – крикнул Курон, ударяя Стивена тростью по ноге. Это было сигналом к нападению. Нэш держал его сзади за обе руки, а Боланд схватил длинную сухую капустную кочерыжку, торчавшую в канаве. Как ни вырывался и ни отбрыкивался Стивен, стараясь избежать ударов трости и одеревеневшей кочерыжки, его мигом притиснули к изгороди из колючей проволоки. – Признайся, что твой Байрон никуда не годится. – Нет. – Признайся. – Нет. – Признайся. – Нет. Нет. Наконец после отчаянной борьбы ему каким-то чудом удалось вырваться. Хохоча и издеваясь, его мучители направились к Джонсис-роуд, а он, почти ничего не видя от слез, брел, спотыкаясь, в бешенстве сжимая кулаки и всхлипывая. — 50 —
|