Он выпил еще кружку горячего чая, а Флеминг спросил: – Что с тобой? У тебя что-нибудь болит? – Я не знаю, – сказал Стивен. – Наверное, живот болит, – сказал Флеминг, – от этого ты и бледный такой. Ничего, пройдет. – Да, – согласился Стивен. Но у него болел не живот. Он подумал, что у него болит сердце, если только это место может болеть. Флеминг очень добрый, что спросил его. Ему хотелось плакать. Он положил локти на стол и стал зажимать, а потом открывать уши. Тогда всякий раз, как он открывал уши, он слышал шум в столовой. Это был такой гул, как от поезда ночью. А когда он зажимал уши, гул затихал, как будто поезд входил в туннель. В ту ночь в Долки поезд гудел вот так, а потом, когда он вошел в туннель, гул затих. Он закрыл глаза, и поезд пошел – гул, потом тихо, снова гул – тихо. Приятно слышать, как он гудит, потом затихает, и вот опять выскочил из туннеля, гудит, затих. Потом мальчики с первого ряда построились и пошли по дорожке посреди столовой, Падди Рэт, и Джимми Маги, и испанец, которому разрешалось курить сигары, и маленький португалец, который ходил в шерстяном берете. Потом столы следующего ряда и потом третьего ряда. И у каждого мальчика была своя, особенная походка. Он сидел в углу рекреационной, делая вид, что следит за игрой в домино, и раз или два ему удалось услышать песенку газа. Надзиратель стоял у двери с мальчиками, и Саймон Мунен завязывал узлом его фальшивые рукава. Он рассказывал им что-то о Таллабеге[14]. Потом он отошел от двери, а Уэллс подошел к Стивену и спросил: – Скажи-ка, Дедал, ты целуешь свою маму перед тем, как лечь спать? – Да, – ответил Стивен. Уэллс повернулся к другим мальчикам и сказал: – Слышите, этот мальчик говорит, что он каждый день целует свою маму перед тем, как лечь спать. Мальчики перестали играть и все повернулись и засмеялись. Стивен вспыхнул под их взглядами и сказал: – Нет, я не целую. Уэллс подхватил: – Слышите, этот мальчик говорит, что он не целует свою маму перед тем, как лечь спать. Все опять засмеялись. Стивен пытался засмеяться вместе с ними. Он почувствовал, что ему стало сразу жарко и неловко. Как же надо было ответить? Он ответил по-разному, а Уэллс все равно смеялся. Но Уэллс, верно, знает, как надо ответить, потому что он в третьем классе[15]. Он попробовал представить себе мать Уэллса, но боялся взглянуть Уэллсу в лицо. Ему не нравилось лицо Уэллса. Это Уэллс столкнул его накануне в очко уборной за то, что он не захотел обменять свою маленькую табакерку на его игральную кость, которой он сорок раз выиграл в бабки. Это было подло с его стороны, все мальчики так говорили. А какая холодная и тинистая была вода! А один мальчик раз видел, как большая крыса прыгнула – плюх! – прямо в жижу. — 5 —
|