– Это Кристи-то? – сказал он. – Да в любой бородавке на его плешивой голове хитрости побольше, чем у полдюжины плутов! Он нагнул голову, закрыл глаза и, смачно облизывая губы, заговорил голосом хозяина гостиницы: – А ведь каким простачком прикидывается! Как сладко поет, мошенник! Этакая святая невинность! Мистер Кейси все еще не мог оправиться от кашля и смеха. По физиономии, по голосу отца Стивен узнал, услышал хозяина гостиницы, и ему стало смешно. Мистер Дедал вставил в глаза монокль и, посмотрев на сына, сказал спокойно и ласково: – А ты, малыш, что смеешься, а? Вошли служанки и поставили блюда на стол. За ними вошла миссис Дедал и пригласила всех к столу. – Садитесь, прошу вас, – сказала она. Мистер Дедал подошел к своему месту и сказал: – Садитесь, миссис Риордан. – Садитесь, Джон, голубчик. Он посмотрел в ту сторону, где сидел дядя Чарльз, и прибавил: – Пожалуйста, сэр, птичка ждет. Когда все уселись, он положил руку на крышку блюда, но, тотчас же спохватившись, отдернул ее и сказал: – Ну, Стивен. Стивен встал, чтобы прочитать молитву перед едой: Благослови нас, Господи, и благослови даяния сии, что милостью Твоею ниспосылаешь нам во имя Христа – Спасителя нашего. Аминь. Все перекрестились, и мистер Дедал, вздохнув от удовольствия, поднял с блюда тяжелую крышку, унизанную по краям блестящими каплями. Стивен смотрел на жирную индейку, которую еще утром он видел на кухонном столе, связанную и проткнутую спицей. Он знал, что папа заплатил за нее гинею у Данна на Д'Ольер-стрит и продавец долго тыкал ее в грудку, чтобы показать, какая это хорошая птица, и он вспомнил голос продавца: – Берите эту, сэр. Спасибо скажете. Знатная птица. Почему это мистер Баррет в Клонгоузе называет индюшкой свою линейку, которой бьют по рукам? Но Клонгоуз далеко, а горячий, густой запах индейки, окорока и сельдерея поднимается от блюд и тарелок, и большое пламя в камине взлетает высоко и ярко, а зеленый плющ и алый остролист вызывают чувство такой радости! А потом, когда обед кончится, подадут громадный плам-пудинг, обсыпанный чищеным миндалем и украшенный остролистом, струйка синеватого огня бегает вокруг него, а маленький зеленый флажок развевается на верхушке. Это был его первый рождественский обед, и он думал о своих маленьких братьях и сестрах, которые дожидались теперь в детской, когда появится пудинг, как и он дожидался столько раз. В форменной куртке с низким отложным воротником он чувствовал себя необычно и по-взрослому, и, когда его одели сегодня утром, чтобы идти к мессе, и мама привела его в гостиную, папа заплакал. Это потому, что он вспомнил о своем папе. Так и дядя Чарльз сказал. — 15 —
|