Портрет художника в юности

– Вы художник, не правда ли, мистер Дедал? – сказал декан, подняв вверх свои помаргивающие тусклые глаза. – Назначение художника – творить прекрасное. А что такое прекрасное – это уже другой вопрос.

Он медленно потер сухие руки, размышляя над сложностью вопроса.

– А вы можете разрешить его? – спросил он.

– Фома Аквинский, – ответил Стивен, – говорит: «Pulchra sunt quae visa placent»[172].

– Вот этот огонь приятен для глаз, – сказал декан. – Можно ли, исходя из этого, назвать его прекрасным?

– Он постигается зрением, что в данном случае будет восприятием эстетическим, и, следовательно, он прекрасен. Но Фома Аквинский также говорит, «Bonum est in quod tendit appetitus»[173]. Поскольку огонь удовлетворяет животную потребность в тепле, он – благо. В аду, однако, он – зло.

– Совершенно верно, – сказал декан. – Вы абсолютно правы.

Он быстро встал, подошел к двери, приоткрыл ее и сказал:

– Говорят, тяга весьма полезна в этом деле.

Когда декан вернулся к камину, слегка прихрамывая, но быстрым шагом, из его тусклых, бесчувственных глаз на Стивена глянула немая душа иезуита. Подобно Игнатию, он был хромой, но в его глазах не горело пламя энтузиазма. Даже легендарное коварство ордена, коварство более непостижимое и тонкое, чем их пресловутые книги о тонкой, непостижимой мудрости, не воспламеняло его душу апостольским рвением. Казалось, он пользовался приемами и умением, и лукавством мира сего, как указано, только для вящей славы Божией, без радости и без ненависти, не думая о том, что в них дурного, но твердым жестом повиновения направляя их против них же самих, и, несмотря на все это безгласное послушание, казалось, он даже и не любит учителя и мало или даже совсем не любит целей, которым служит. «Similiter atque senis baculus»[174], он был тем, чем был задуман основателем ордена, – посохом в руке старца, который можно было поставить в угол, или можно на него опереться в темноте в непогоду, положить на садовую скамейку рядом с букетом, оставленным какой-нибудь леди, а когда и грозно замахнуться им.

Поглаживая подбородок, декан стоял у камина.

– Когда же мы услышим от вас что-нибудь по вопросам эстетики? – спросил он.

– От меня?! – в изумлении сказал Стивен. – Хорошо, если мне раз в две недели случается натолкнуться на какую-то мысль.

– Да. Это очень глубокие вопросы, мистер Дедал, – сказал декан. – Вглядываться в них – все равно что смотреть в бездну морскую с Мохерских скал. В нее ныряют и не возвращаются. Только опытный водолаз может спуститься в эти глубины, исследовать их и выплыть на поверхность.