|
– Мне досталось сокровище гораздо более драгоценное, нежели жизнь… Он умолк, и тогда вновь зазвучал голос старца, твердый, ясный, неотвратимый: – Я всегда подозревал, что в вашей внутренней жизни есть тайна, которую ваше неведение и щепетильность оберегают лучше всякого лукавства. Но вы были неосторожны. Я не удивился бы, если бы узнал, что вы принесли некий опасный обет… – Я не мог бы принять никакого обета без дозволения своего духовника, пролепетал несчастный викарий. – Ну, если не обет, то нечто на него похожее, – возразил Мену-Сегре. С трудом приподнявшись от подушек и положивши руки на колена, он проговорил, не повышая голоса: – Повелеваю вам, дитя мое. К великому удивлению старца, Дониссан долго не решался, устремив на него напряженный взгляд. Наконец он вымолвил с мучительной дрожью в голосе: – Я не солгал, уверяю вас… Не давал никакого обета, никакого зарока… просто пожелание… наверное… может быть, опрометчивое… во всяком случае, по законам человеческой осторожности! – Оно отравляет ваше сердце, – заметил Мену-Сегре. Тогда викарий решился и проговорил, тряхнув головой: – Но вот что, быть может, заслуживает вашего осуждения… Власть греха над толиким множеством душ христианских… часто воспаляла во мне гнев на врага… Ради спасения их я решил отречься от всего, что имею или когда-либо буду иметь… прежде всего от жизни моей – о, такая малость! – от сладостной благости Духа Святаго… Мгновение он колебался, потом тихо закончил: – От самого спасения души моея, коли Господь того пожелает! Слова признания падали среди мертвой тишины. Казалось, они сами рождали ее и в нее же канули. Но вот старец заговорил вновь с обычной простотой своей: – Прежде чем нам продолжить разговор, откажитесь навсегда от сего помысла и молите Господа нашего о прощении. Кроме того, я запрещаю вам говорить о сем с кем бы то ни было. Видя, что викарий открыл уже рот, чтобы возразить, сей несравненный знаток души человеческой продолжал, храня осторожность и поразительное здравомыслие: – Не трудитесь возражать. Молчите. Вам должно лишь забыть. Мне известно все. Все было безукоризненно придумано и исполнено со тщанием. Вот так и обманывает Дьявол таких, как вы. Когда бы он не умел обращать во зло дары господни, он был бы лишь безответным воплем ненависти в черной бездне… Хотя в голосе Мену-Сегре и не слышалось особого волнения, о нем свидетельствовало тем не менее то обстоятельство, что он поднял лежавший подле кресел посох, встал и прошелся по покою. Викарий оставался недвижим на прежнем месте. — 124 —
|