|
- Мне рассказывали нечто подобное об одном известном немецком драматурге. - Может быть. Но мне это показалось чудовищным. И особенно то, что моя мать смеялась над этой позорной полигамией, вместо того чтобы ее скрыть, а уж если тайна вышла наружу, по крайней мере безжалостно ее осудить. Но не тут-то было: когда после очередного плавания дядя бросил якорь на улице Мезьер, мать приняла его как ни в чем не бывало. Я стыдился того, что она ему потворствует, и жаждал устроить скандал... - ...но не устроили. - Конечно, нет. В четырнадцать лет мы еще слишком робки и трусливы, я лелеял свое негодование в тайниках души, но внешне не осмеливался проявить даже холодность, смеялся шуткам дяди Поля, возмущался собственной трусостью, и негодование бурлило в моей душе, как в котле. - Ну и когда же наконец оно перелилось через край? Он взглянул на меня с усмешкой, но в то же время с досадой. - Видите - я вас предупреждал. - О чем? - Что вам будет скучно. И вам уже надоело, правда ведь? - С чего вы взяли? - Да с того, что вы сию минуту дали мне понять, чтобы я закруглялся. - Ничего подобного. Еще раз повторяю, я просила вас рассказать мне историю вашей жизни вовсе не для развлечения, но при всем при том она меня очень забавляет. - Ах так, спасибо. Я вас забавляю! Вот как действуют на вас страдания ребенка! - Ну, знаете, друг мой, вы давно уже вышли из детского возраста! - Увы! - Какой вопль души! Значит, несмотря на то что оно было таким несчастливым, вы сожалеете об ушедшем детстве? - Я сожалею о своей детской чистоте. - Вот те раз! Хороша чистота! А ложь, а кинжал, а эротические видения? - И все-таки я утверждаю: я был чист. Есть пороки, которые представляют собой как бы оборотную сторону врожденной чистоты. Мои греховные наклонности, мои срывы не могли запятнать моего душевного - если бы речь шла не о ребенке, я сказал бы, нравственного, - целомудрия. Ангельскую чистоту я не ставлю ни в грош. Это унылая пошлость. Я ценю лишь чистоту святого Антония, и тем выше, чем сильнее искушения. Чистоту падшей женщины. Вийона. Антонена Арто. Маркиза де Сада. Жана Жене. - На этот счет я могла бы с вами поспорить, но мы обсудим это в другой раз. Вернемся к нашей теме. Итак, негодование бурлило в вашей душе, как в котле, но все же, если я вас правильно поняла, не в такой степени, чтобы перелиться через край. - Если бы оно перелилось через край в четырнадцать лет, я был бы чудом природы. - Вы правы. Когда же это произошло? - В восемнадцать. Мое негодование еще долго питалось всем тем, что я наблюдал вокруг себя. Хотите подробности - или мне пора закругляться? Ведь это, пожалуй, неинтересно. — 30 —
|