|
Мы выразили Вердюрену сочувствие по поводу кончины княгини Щербатовой. «Да, я знаю, она очень плоха», – сказал он. «Да нет, она скончалась в шесть часов!» – воскликнул Саньет. «Вы всегда преувеличиваете», – резко заметил Саньету Вердюрен, – поскольку вечер не был отложен, он предпочитал гипотезу болезни: тут он, сам того не ведая, подражал герцогу Германтскому. Саньет, побаиваясь холода, так как дверь во двор все время отворялась, покорно ждал, когда у него возьмут верхнее платье. «Что это вы тут расположились в позе спящей собаки?» – спросил его Вердюрен. «Жду, чтобы кто‑нибудь из тех, кто смотрит вещи, взял у меня пальто и выдал номерок». – «Как вы говорите? „Смотрит вещи“? – со злобным лицом спросил Вердюрен. – Вы что, слабоумный? Говорят: „смотреть за вещами“. Вас надо опять учить говорить, как будто у вас был удар!» – «Смотреть вещи» – это правильная форма, – задыхаясь, еле выговорил Саньет. – Аббат Баттё…234» – «Вы меня из себя вон выводите! – завопил Вердюрен. – Почему вы так тяжело дышите? Вы что, да семь этажей взобрались?» Грубое обращение Вврдюрена с Саньетом послужило причиной того, что служащие в гардеробной пропустили несколько человек раньше Саньета и, когда он протянул им свое платье, сказали: «По очереди, сударь, не торопитесь». «Вот как надо следить за порядком, вот как надо знать свое дело, отлично, молодцы! – сказал с подбадривающей улыбкой Вердюрен для того, чтобы укрепить слуг в намерении взять платье у Саньета после всех. – Пойдемте, – сказал он, обращаясь к Бришо и ко мне. – Здесь эта скотина с его любовью к сквознякам уморит нас. В гостиной мы согреемся. „Смотреть вещи“! Вот болван!» – воскликнул он, когда мы были уже в гостиной. «Он манерничает, но вообще‑то он человек неплохой», – возразил Бришо. «Да я и не говорю, что плохой, – я говорю только, что он болван», – с досадой отпарировал Вердюрен. В это время у г‑жи Вердюрен происходило важное совещание с Котаром и Ским. Морель отказался от приглашения (так как де Шарлю не мог там быть) ее друзей, которым она, однако, обещала участие скрипача. Причина отказа Мореля играть на вечере у друзей Вердюренов, к которой, как мы сейчас увидим, примешались гораздо более серьезные, могла иметь значение в среде праздных людей, особенно – «в ядрышке». Если г‑жа Вердюрен перехватывала перешептыванье между новичком и «верным» и могла предполагать, что они знакомы и хотят подружиться («Значит, в пятницу у таких‑то» – или: «Заходите в мастерскую в любой день, я там всегда до пяти часов, вы мне доставите истинное удовольствие»), то, взволнованная этим, рассчитывая, что новичок благодаря «совокупности обстоятельств» может оказаться блестящим новобранцем для кланчика, сделав вид, будто она ничего не слыхала, сохраняя в своих чудных глазах с кругами, которые кокаин так не наведет, как любовь к Дебюсси, изнеможенное выражение, какое им придавало опьянение музыкой, в то время как в ее красивой голове, распухшей от стольких квартетов и от постоянных мигреней, кружились мысли, не всегда связанные с музыкой, и, наконец, не в силах сдержать себя, не в состоянии дольше ждать инъекции, Покровительница бросалась к двум собеседникам, отводила их в сторону и говорила новичку, указывая на «верного»: «Не угодно ли вам пообедать у нас с ним, – скажем, в субботу или в другой день, какой вам удобнее, вместе с милыми людьми? Говорите тише, а то ведь я не собираюсь звать весь этот сброд». (Такое название давалось кланчику только на пять минут – ему выказывалось презрение ради новичка, на которого возлагались большие надежды.) — 133 —
|