Слова Яншина, что командуют на поле те, которые хуже играют, лишь по первому впечатлению выглядели забавными. Посмеявшись, сколько полагалось, слушатели задумывались: что‑то неожиданно свежее и существенное таилось в этом наблюдении. Яншин не позволял себе актерских приемов, чувствуя, что они были бы потачкой, которой от него ждут, чтобы увернуться от разговора. Он говорил серьезно, обязательно стоя, и видно было, что волнуется. За его «штатскими» выражениями стояло всегда что‑то выстраданное, житейски здравое. Он говорил о футболе и футболистах уважительно и – тут им руководил актерский опыт и вкус – настаивал, что игра должна хорошо смотреться с трибун, быть приятно обставленной, обрамленной, честной. И он задевал за живое, потому что в суровой, скептической, зачерствевшей, многострадальной душе профессионала теплится мечта, как о Синей птице, о безупречности и красоте родного футбольного занятия. Яншин и говорил всегда о том футболе, который был бы только в радость. В Лужниках Михаил Михайлович частенько сиживал в ложе прессы. Когда шла игра, он не позволял себе ни на миг отвлечься. Его крупное круглое лицо было наведено на поле, как локатор, оно впитывало все разыгрывающееся и тут же излучало ответную реакцию: то багровело, то мяг‑чало в добрых мясистых складках, то застывало в непроницаемой маске, за которой угадывалась боль. В перерыве Яншин как бы выходил в фойе, поговорить, послушать журналистов, рассказать забавную историю. Едва команды показывались в проходе, быстро шел на свое место. Бывали вечера, когда он то и дело поглядывал на свои часы, не доверяя тем, что на табло, и вдруг, вздохнув, поднимался и уходил, мягко, неслышно, едва ли не на цыпочках, боясь помешать соседям, как из зрительного зала в разгар спектакля. Это значило, что сегодня он играл в своем МХАТе, но все же не смог не заехать хоть на полчасика в Лужники. Я не знал другого столь благородного любителя, как народный артист СССР Михаил Михайлович Яншин. Голубые объективыВ гостиницу принесли свежий номер «Фатос ем фотос», из которого я узнал, что одновременно с нашей командой в Рио прилетел Роберт Кеннеди. На страницах журнала визит американского сенатора преподносился с обстоятельностью диапозитивов. Дипломатический прием: на снимках бросались в глаза туго причесанные густые волосы Кеннеди, крахмальные манжеты, зажим на галстуке. Посещение деревни: белая сорочка с закатанными рукавами, мальчишеская легкая худоба. Пляж Капакабана: он босиком, в шортах, со спутанными ветром волосами, демократично затерявшийся среди купающихся. Фотохроника, идущая шаг в шаг со знаменитостями, выполненная со знанием дела, в которое включена и бесцеремонность. Да и был в снимках ловкий глянец, восхищающий простаков, свято верующих в существование заповедной красивой жизни, куда имеют доступ иллюстрированные журналы. В общем, как всегда, полистаешь такой журнал, бросишь и забудешь. — 133 —
|