|
В «Норе» («Кукольный дом») Ибсена Андрей Иванович играл Тортвальда. И немало был удовлетворен тем, чтоб публика сострадала более Тортвальду, нежели Норе. «…Теперь зима, мороз запушил стекла окон, в темной комнате горит одна свеча…» В ту пору в моде была мелодекламация, и современники утверждают, что Андрей Иванович был лучшим мелодекламатором России. Ах, эти милые дивные домашние концерты!.. Он любил читать Тургенева. «…А в комнате все темней да темней, нагоревшая свеча трепещет, белые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною…» За пианино – Адель Егоровна, кто‑то из актеров наконец‑то отвоевал право сидеть рядом с близнецами, все притихли. Андрей Иванович декламирует свое любимое «Как хороши, как свежи были розы…» Мальчики застыли, слушают… «…Две русые головки, прислонясь друг к другу, бойко смотрят на меня своими бойкими глазками… Молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино – и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара… Как хороши, как свежи были розы…» Профессия Андрея Ивановича, его бурная актерская жизнь доставляли много хлопот Адели Егоровне – частые гастроли, встречи, поклонницы. Герой‑любовник сцены, он и в жизни пользовался успехом у женщин. И это было причиной все учащавшихся «меланхолий» матери. Она вообще была склонна к «сантиментам». Впрочем, когда муж находился дома, Адель Егоровна была спокойна, весела, все буквально приводило ее в восторг: хорошая погода, чириканье птиц, весенняя верба – и тянуло к пианино. Больше всего мальчикам нравилось, когда она исполняла «Грезы любви» Листа. Их впечатляло то место пьесы, где мать перекрещивала руки и играла стаккато. Однако заниматься музыкой сами не желали, воспринимая такие уроки покушением на свою свободу и в первую очередь – на футбол. Вообще долго сидеть на одном месте – для них мука. Это не касалось только книг. Если требовалось их утихомирить, отвлечь, заставить побыть в покое, достаточно было просто сунуть им хорошую книгу, и тогда братья могли просидеть голова к голове сколько угодно, не пошевелившись. Большой интеллектуал, отец насаждал в семье культ «умности», почитая разум самым ценным, что есть в человеке. Он читал детям Лермонтова, Пушкина, Толстого. «Все классики жили в нашем доме», – вспоминают братья. Давало себя знать и соседство Скандинавии: в семье любили Гамсуна, Ибсена, музыку Грига. Неистовое рвение мальчиков к книге щедро питалось их вечным соперничеством – кто умней, оригинальней, находчивей. Не дай бог отстать от брата! Если один прочитывал новую книгу прежде другого – караул! брат обходит! – другой не успокаивался до тех, кажется, пор, пока не выучивал ее наизусть. Муки гордыни. — 11 —
|