Бесконечный матч

Настойчивым был Вячеслав Дмитриевич и при изменении функций игроков. Это сейчас футбол настолько универсален, что постоянные переводы из линии атаки в полузащиту или же из обороны в середину поля ни у кого не вызывают удивления. Тогда же амплуа было свято. Мне нравилось играть центральным нападающим, я и представить себе не мог другого места, а Соловьев предложил мне левый край. «Как левый? Он что, затирает меня, хочет перевести на фланг, где возможностей‑то никаких нет, «спрятать» меня там?» – думал я тогда и до хрипоты спорил с тренером, который сумел перебороть мое упрямство и настоять на своем.

Где‑то прочитал, что Соловьеву было, дескать, легко осуществлять любые перестановки игроков. Мы, мол, безропотно меняли амплуа в интересах команды, и это помогло нам определиться на тактических позициях, способствующих нашему признанию. Нет, все обстояло не так просто, как казалось со стороны.

Другой вопрос, что в целом в команде тогда установилась деловая, товарищеская атмосфера. И истинный факт – стремление каждого видеть свой клуб на передовых позициях.

При Соловьеве, уделявшем огромное внимание розыгрышу и исполнению стандартных ситуаций и справедливо полагавшем, что в результативной их реализации кроется немало игровых резервов, я стал разучивать подачу угловых ударов: один и в паре с Олегом Базилевичем, на общей тренировке и в индивидуальной, в жару и слякоть, на нашей базе и на стадионах других городов – но нескольку сотен корнеров в день.

С утра до ночи Вячеслав Дмитриевич убеждал нас в том, что мы сильнее всех остальных и уверенность в своей силе должны зарубить себе на носу, а иначе ничего серьезного не добьемся. Соловьев никому не давал обещаний: «станем призерами или чемпионами», но нам мысль о возможности достижения самых крупных в истории киевского «Динамо» успехов внушал постоянно, и прониклись ею все.

Сила убеждения – великое дело. Нас не смущали даже такие поражения в первом круге предварительного турнира 1960 года, как 1:5 от «Адмиралтейца». Прибавив значительно в круге втором, мы стали поговаривать ни много ни мало, как о золотых медалях, и здесь уже Соловьеву приходилось нас сдерживать, не нас даже, а наше залихватское настроение. «Поймите, – говорил он, – переоценка собственных возможностей не менее опасна, чем недооценка. Мы только‑только стабилизировали состав, что торпедовцы сделали давно. Не собираюсь вас уговаривать не гнаться за ними, но как бы в этой погоне вы не перегорели до такой степени, что на финише и другие вас сомнут».