— А как насчет ваших матери и отца? — Моих? Сто лет не разговаривала с мамой. — Я тоже. — Что-то я вас совсем перестала понимать. — Я тоже себя не понимаю. Может, нам помог бы какой-нибудь психотерапевт, а? Она продолжает: — Значит, нужны мои мать и отец, чтобы поговорить обо мне и моем мальчике? — Именно. — И так каждый раз? — Не знаю, еще и первого раза пока не было. — Ладно, поговорю с ними. Мать давно хочет пообщаться со мной, я обычно шлю ей рождественские открытки. — А она поздравляет вас? — Она посылает мне какой-нибудь подарок, какую-нибудь дрянь. — И вы отсылаете его назад? — Нет. — Почему? Если это дрянь, пускай сама собирает такие подарки и хранит. — Никогда не думала об этом, да и как это сделать... — Почему бы не позвать вашего бывшего? Он не стал бывшим отцом, а лишь только бывшим мужем. Никто еще не смог стать бывшим отцом. Если вы ему позвоните и скажете, что говорили со мной и что я не согласился встретиться с вами без него... Она прерывает меня: — А вдруг у него другая жена? — Можно и ее прихватить. — Я не хочу ее видеть! — Это ваша проблема. Я бы хотел ее увидеть и, полагаю, что, коли уж я собираюсь помочь вам, могу сам назначать правила игры. — Ваши правила безумные. Что еще? — Пускай любой из этих людей позвонит мне, буду рад поговорить с ними. — И с моей мамой? — Очень. Обожаю матерей. Они важны для нас. У меня тоже была мать. — Хорошо. Я подумаю. Благодарю. Для того, чтобы установить здоровый контекст семейной терапии, крайне важно управлять ситуацией первого обращения, первого телефонного звонка. Отвечая на звонок, стоит спросить: “Почему вы обращаетесь ко мне? Как вы решились позвонить? Кто посоветовал вам позвонить сюда? Чего вы хотите от меня?” Вопросы такого рода устанавливают межличностные точки отсчета и прерывают стереотип таких разговоров, когда звонящий излагает свою историю, а вы терпеливо ее выслушиваете. Вы устанавливаете вашу силу, она нужна и тому, кто звонит, и вам самим для создания здорового контекста будущей терапии. Люди просят о терапии из-за своей боли и чувства бессилия, надеясь, что вы справитесь с болью и вернете им возможность управлять своей жизнью. Ваша сила им необходима, и вам стоит ясно представлять себе, что вы не беретесь участвовать в их боли до того момента, пока не будет установлен здоровый контекст. Я часто думаю о том, что такой первый телефонный звонок похож на звонок незнакомого парня девушке, которую он приглашает на свидание. Терапевтам-мужчинам трудно это себе представить, они не понимают, сколь многому учатся девушки, чтобы защитить себя от таких приглашений. Девушки (и женщины-терапевты) гораздо мудрее. Они знают, как важно вначале удержать власть в своих руках, потому что позже ее можно перераспределить поровну. Эта динамика подходит и терапевту. Он должен защищать себя всеми возможными способами, не тогда, когда этого хочет звонящий, не так, как он хочет, но как хочет того сам терапевт. Девушка или женщина, которую зовут на свидание, дает понять, что не может пойти прямо сейчас. Первая встреча возможна на работе ее подруги за чашкой кофе или, может быть, вместе с теми людьми, которые дали ее телефон. Такая встреча при свете дня предоставляет возможность оценить ситуацию и понять, насколько оправдана ее паранойя и не ждут ли девушку какие-либо опасности. — 87 —
|