|
Через несколько недель я сидел у постели Арти в больнице. В 4 часа утра он проснулся, поглядел на меня и сказал: «Если ты здесь в такой час, значит, мои дела и впрямь плохи. Я-то знаю, что ты терпеть не можешь больницы». «Папа, ты всегда подхватываешь в этих больницах какую-нибудь заразу. Но я все равно тебя люблю. Скажи, ты и вправду чувствуешь себя неважно?» «Видишь ли, сынок, мне всегда было ради чего жить. И думаю, я был самым счастливым человеком на свете. У меня была отличная семья. Мне не о чем жалеть. Я всю свою жизнь делал добро. Но теперь, боюсь, настало время дать тебе какой-нибудь последний совет. Скажи, ты уверен, что во всех этих твоих технических расчетах учитываются такие серьезные дела, как войны, выборы или, скажем, извержения вулканов? Когда я работал в полиции, мне приходилось доставлять в морг тела бродяг, умерших в подворотнях. И, знаешь ли, у них в карманах мы находили столько статистических сведений из «Морнинг Телеграф», сколько не наберется во всех твоих базах данных». С тем же сочетанием внешней бравады и внутреннего трепета, с каким я впоследствии заверял Джорджа Сороса, что все понимаю в приливах, я ответил: «Не волнуйся, папа. У меня все под контролем». «Ладно, сынок. Я тебе верю. Я знаю, что ты не стад бы зря трепать языком. Позаботься о маме и о малышах. И будь осторожен. - Помолчав с минуту, Арти обратился ко мне с последней просьбой в своей жизни: - Сынок, окажи мне услугу. Сходи, принеси немного льда». Вот и все. Восемь часов спустя он был уже мертв... Смерть Арти совершенно выбила почву у меня из-под ног. Меня больше не интересовали дом и богатство, деловые партнеры, цены на мясо и птицу, спортивные призы и теннис. Я сидел и оплакивал Арти день за днем, пять лет подряд. Но в конце концов я понял, что всякому трауру рано или поздно приходит конец. Я начал постепенно возвращаться к жизни. Хорошую службу в этом сослужили мне мои друзья, естественное жизнелюбие и страсть к музыке. Я начал играть в шашки с Томом Уисуэллом. Я принялся ухаживать за будущей миссис Нидерхоффер. Я играл на пианино с Робертом Шрейдом - удивительным человеком, воплотившим в себе все то лучшее, что было в характере Арти. Я стал другом семьи Джорджа Сороса: нас связали с ним любовь к теннису, шахматам и бирже. Одним словом, я начал жизнь заново. Я воскрес из мертвых, и не в последнюю очередь - благодаря тому, чему успел научить меня Арти. Я вспоминаю Арти всякий раз, когда даю наставления своим детям и объясняю им, что все нужно делать так, как считаешь правильным, и не думать о победе. Я вспоминаю Арти всегда, когда слышу о каком-нибудь благородном и самоотверженном поступке. Арти для меня стал символом всего самого прекрасного, что может быть в душе человека и, в первую очередь, в душе отца. Он - мой идеал, которого я надеюсь когда-нибудь достичь. Арти часто говорил мне: «Викки, когда я был тебе нужен, я всегда был рядом с тобой, верно?» И я надеюсь, что близкие мне люди смогут сказать так и обо мне. — 219 —
|