Во-вторых, намечается еще и другой ряд первоисточников, которые либо излагают нам историю античной философии по школам (Сотион Александрийский, Гераклид Лемб, Антисфен Родосский, Александр Полигистор, Иасон Родосский, Филодем Гадарский, Никий Никейский, Диокл Магнесийский), либо даже с подразделением тех или иных школ и направлений (Эратосфен Киренский, академик Клитомах, стоик Панэтий, эпикуреец Аполлодор, Арий Дидим, перипатетик Аристокл, Цицерон во многих местах своих произведений). То, что Диоген Лаэрций делит или, вернее, пытается делить античную философию на отдельные школы, или то, что он не прочь указывать иной раз и те или иные оттенки в отдельных школах, это мы встречали в нашем исследовании Диогена достаточное число раз, но также ясно и то, что Диогена никак нельзя зачислить ни в тот, ни в другой раздел первоисточников ввиду чрезвычайной неравномерности, разбросанности, противоречивости, а иной раз даже какой-то случайности и сумбурности всего его изложения. Диоген Лаэрций меньше всего способен к логическим расчленениям и уточнениям, ему чужд дух упорядочения, синтеза или какой-нибудь системы. В-третьих, еще говорят о критической тенденции некоторых наших источников вроде Плутарха, Галена или Секста Эмпирика, но все подобного рода писатели, которые являются для нас первоисточником при изучении древней философии, всегда имели какое-нибудь свое мировоззрение, с точки зрения которого и излагали древних философов, давая им ту или иную критическую оценку. Но, кажется, своим исследованием мы достаточно доказали, что никакого такого ярко выраженного мировоззрения Диоген Лаэрций вовсе не имеет. Как мы видели, у него можно найти лишь стремление излагать одних философов слишком подробно, других кратко, а третьих совсем не излагать, ограничиваясь только приведением их имен. Поэтому если Диоген Лаэрций не очень отчетливо мыслит себе отдельных философов, то тем более критиковать их ему совсем не по силам. Остается еще одна, по счету уже четвертая, разновидность первоисточников. Она восходит к другому ученику Аристотеля, а именно к Аристоксену, и продолжена далее александрийскими учеными. Поскольку эти первоисточники имеют в виду по преимуществу биографии представленных в них древних философов, можно сказать, что Диоген Лаэрций, пожалуй, ближе всего именно к этой разновидности первоисточников. Роднит Диогена Лаэрция с Аристоксеном также большое внимание к разного рода пикантным и забавным историям, связанным с тем или другим древним философом. Среди этого рода биографических подробностей и Диоген Лаэрций, и Аристоксен обращают особое внимание на сексуальные факты и проблемы, которые в изложении подобных историков не миновали даже таких уважаемых по всей Греции мыслителей, как Сократ или Платон. Все остальное, однако, что мы находим в аристоксеновской традиции, совершенно противоречит методам Диогена Лаэрция. — 327 —
|