Необычайная психотерапия

Поскольку такой подход сильно отличается от всех других, любопытно будет проследить за его источниками. Я считаю, что он вырос из гипнотических техник. Опыт гипнотизера давал Эриксону возможность не только выдавать инструкцию, но и брать ответственность за то, что происходит, контролируя это, а также управлять, как это делают многие гипнотизеры, сознанием субъекта. Он был склонен представлять личность как состоящую из двух частей и управлять процессом поступления бессознательных идей в сознание. Очевидным примером является осознание забытого травматического переживания. Этот прием Эриксон использовал на ранних этапах своей работы с гипнотическими состояниями. Сначала он развивал у субъекта способность к амнезии, а затем систематически модифицировал способ воспроизведения травматического переживания. Обычно переживание воспроизводилось, но субъект выходил из гипнотического состояния с амнезией на это воспроизведение. Затем, постепенно, по шагам, с помощью специальных контролируемых способов, информация перемещалась из подсознания в сознание. Иногда имел место и инсайт относительно ситуации, затем этот инсайт подвергался амнезии и лишь позднее возвращался в сознание. Я считаю, что по форме этот процесс напоминает Эриксоновский контроль над распространением информации среди членов семьи, когда он разрешает обмениваться одним видом информации, но не другим -- до тех пор, пока конечная цель не будет достигнута.

Пробуждение и освобождение

Подобно некоторым другим семейным психотерапевтам, Эриксон обращал пристальное внимание на достижение независимости и автономии каждым членом семьи, впрочем, как и на сплоченность семьи. Если к нему обращались по поводу проблемного поведения ребенка, он был склонен искать в семье взрослого, чаще всего одного из родителей, кто находился в слишком тесной эмоциональной связи с этим ребенком, и вмешивался с целью обеспечения ребенку более широкого пространства и большего количества степеней свободы. Если речь шла о подростковой или юношеской шизофрении, он был склонен работать в направлении освобождения этого подростка от слишком интенсивной, патологически интенсивной вовлеченности в семью и оринтирования его на самостоятельную жизнь. Это внимание к интенсивным диадическим отношениям, при которых два человека реагируют друг на друга настолько сильно, что исключают из взаимодействия всех других, кажется мне вполне естественным для гипнотизера. Гипнотизер сосредоточивается на субъекте и стремится к тому, чтобы заставить субъекта как можно более полно реагировать именно на него, а не на другие стимулы. Когда гипнотизер наблюдает за взаимодействием членов семьи, он с легкостью опознает такую диаду и знает, как с ней быть. Я считаю также, что изучение того, как гипнотизер управляет процессом пробуждения, может помочь нам понять, как переключить человека с интенсивных взаимодействий с другим человеком на более поверхностные. Мы часто принимаем пробуждение от гипнотического сна как простую реакцию на какой-либо стимул, например, слова гипнотизера: "Просыпайтесь", или же на счет: "Раз, два, три". Но если внимательно понаблюдать за гипнотизером и субъектом, то можно увидеть, что этот процесс гораздо более сложен. Гипнотизер не просто предъявляет стимул, но он меняет все свое поведение в целом. Меняется его поза, характер движение, интонация, и его внимание и интерес перемещаются на что-то другое. Субъект тоже переходит от трансового поведения к более социализированному. Если субъект сопротивляется, продолжая оставаться в трансе, гипнотизер часто начинает акцентировать нетрансовые социализированные черты своего поведения, побуждая субъекта реагировать на него менее вовлеченным образом. Мне кажется, что создавая способы психотерапевтического вмешательства в диаду со сверхинтенсивными отношениями, Эриксон опирался на свой многообразный опыт пробуждения субъектов от гипнотического сна.