Христианский дзэн

Все это пролило для меня свет на сказанное Св. Иоанном Креста. Я вспомнил его слова из «Духовной песни»:

«Я не сорву никаких цветов;

я не испугаюсь никаких диких зверей».

Не срывать никаких цветов означает практиковать радикальное отречение от соблазнительной красоты мира, которая может воспрепятствовать поискам самого источника красоты и любви. Страшные дикие звери соответствуют образам буддийского искусства; они представляют собой ужасы мистического падения. Возможно, библейские авторы также ясно осознавали, к какому тяжкому падению приводит страх, поскольку через всю Библию рефреном проходят слова «Страха нет, я есть».

Кто-то сказал: чтобы победить страх, нужно его потерять. Возможно, наилучший способ — улыбаться весело, находясь в разверстых челюстях этих копошащихся диких зверей, смотреть в их зияющее горло и смеяться. Поскольку, фактически, они не могут ранить совсем. Вы не должны убивать их или бороться с ними; достаточно просто смеяться над ними. Это — отрешение. Если вы боитесь их, они почуют ваш страх (как соседская собака), и тогда вы будете укушены. Мой друг-буддист избавился от страха благодаря нажиму системы, но человеку с Запада семидесятых вряд ли это могло помочь, с тех пор как слово «система» приняло негативный оттенок, связанный с учреждением, стесняющим развитие или преследующим. И все же, независимо от метода, к которому прибегают, соблазнительным цветам и ревущим зверям не должно быть позволено стоять на пути продвижения.

Можно спросить, конечно, что такого вызывающего страх есть в имени Бога, и что это за дикие звери.

Прежде всего, надо сказать, что существует боязнь усилий при вхождении в процесс. Мистика не легкое дело. Вы не отправляетесь в пустыню, чтобы увидеть тростник, колеблемый ветром, или человека в нарядных одеяниях. Каждого напрягает неумолимость требования отречения. Обратимся к жесткому буддийскому обету, ежедневно повторяемому в храме:

«Как бы ни были неисчерпаемы наши страсти,

Мы даем обет выкорчевать их все».

В христианстве положения часто выражены в терминах смерти и жизни. Пшеничное зерно, падающее в землю, умирает, становится прахом, но из него вырастает новый колос. «То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет» (Св. Павел, I Кор., 15). Жизнь преходяща. Смерти избежать невозможно. И смерть здесь не является легковесной метафорой. Нужно потерять само понимание собственного эго (и это страшно!), чтобы найти новое «Я», и лишь потом радость просветления заполняет личность.

Есть и другая причина для страха. В мистическом путешествии вы в одиночестве вступаете в темноту. Современный человек наслышан о призраках, гномах и мрачных тайнах, которые таятся в подсознательных уголках его ума. Есть веская причина бояться их. Добравшихся до конца, конечно, ожидают радость и красота, но есть нечто, толкающее нас вниз. Я лично верю, что внутри нас заключены потоки и потоки радости, и медитация может высвободить их – иногда они выплескиваются с невероятной силой, наводняя душу величайшим счастьем, исходящим невесть откуда. Это — истина созерцания; это истина дзена; это истина йоги (как утверждает «Гита»!); то же обнаруживается в «Деяниях апостолов» и отражено в движении пятидесятников. Можно быть настолько заполненным радостью, что даже принцип безбрачия становится понятным и уместным. Но есть и такой момент: мистики, которые проникли глубоко в эту действительность, обнаружил там также и зло; зло, которое так сотрясало их до основания, что кровавый пот проступал на лице, как и у того, кто страдал в Гефсимании. Глубоко, глубоко в центре бытия есть темнота, также как и свет; смерть, также как и жизнь; ад, также как и небеса. Драконы, звери, и блудница «Апокалипсиса» говорят о чем-то реальном. Если даже опыт приема ЛСД может оказаться разрушающим адом, если он может быть столь травматическим и душераздирающим, то подобный эффект может иметь и мистическое погружение вниз. Войны и ненависть, концентрационные лагеря и пытки, половые преступления и убийства таятся в бессознательных областях ума и в глубине реальности. Было бы неверным представлять мистику лишь с точки зрения чистой радости. Зло, увы, — факт существования, и я встречал людей, чьи мистические переживания сопровождались ужасом.