|
Этот навык изначально формировался как социальный. Он приближал сторонников, поклонников, подхалимов, преграждал путь соперникам, потенциальным и реальным ненавистникам и врагам. Подробнее о его происхождении и механизме можно прочесть в книге «Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания» (2003). Однако психология восприятия «глобализировала» чувство собственной важности и на ранних этапах антропогенеза превратила обычный инстинкт примата в фундаментальное препятствие на пути восприятия и познания. Чувство собственной важности делает «чужие и далекие миры» несуществующими. Это положение имеет исключительное значение для сно-видящего. Если наяву наш тональ привык покоряться неизбежному давлению энергетического поля, в социальной среде играть разные роли (бывает, некоторые из них сильно уязвляют чувство собственной важности), но при этом удерживать позицию точки сборки в месте согласованной и ясной перцепции «этого мира» – по умолчанию принятого как базовый, как «универсальная опора», обеспечивающая выживание биосоциального организма, то в сновидении и во втором внимании власть чувства собственной важности над восприятием возрастает многократно. Ведь недаром человек посвятил десятки тысяч лет на всестороннюю адаптацию своего осознания к данному типу энергообмена со средой. Нас нелегко обмануть. И если мы добились снижения фиксации точки сборки до такой степени, что временами допускаем к осознанию качественно иные модели сборки сенсорного поля, обладающие «мироподо-бием», то безусловно понимаем – «мир», который мы посетили, явился с нашего позволения. Если этот мир нам чужд, неприятен или враждебен, достаточно сместить точку сборки – и он исчезнет из нашего опыта, словно это не мир, а дурной сон, призрак воспаленного воображения. Зачем же утруждать себя, заставлять себя страдать – испытывать страх, чувство собственной важности, жалость? «Запрет на перцепцию» – самое простое и радикальное решение. Вот почему дон Хуан заметил, что «такие путешествия требуют от магов великой непривязанности и полного отказа от чувства собственной важности в любом его проявлении». Для восприятия чужих и далеких миров нет большего препятствия, чем ЧСВ. Даже страх не связан с таким сильным запретом на восприятие. Во-первых, страх – это всего лишь указатель. Его задача – показать воспринимателю предмет страха – если не полностью, то частично; дать представление, общий контур, чтобы субъект знал, чего именно он боится. Страх, если он включается впервые, обучает; он предлагает опыт. А чувство собственной важности работает более всего в двух направлениях – во-первых, оно подтверждает само себя, т. е. повторяется («я имею значение, я важен – подтвердите!»), во-вторых, оно запретительно («я запрещаю себе видеть или знать, что окружающий мир не считает меня важным»). Поэтому ЧСВ сильно ограничивает восприятие и познание всего нового. Это чувство изначально подозрительно», оно опасается всего, что может ему не соответствовать. Вполне логично с его точки зрения, что чем восприятие и знание меньше похоже на привычные, тем больше риск столкнуться с отрицанием тех или иных компонентов собственной важности. — 235 —
|