Всем своим существом я начал впитывать энергию этого места, всматриваясь во всё, что возникало перед глазами. Внезапно возникло желание делать какие-то непонятные мне самому плавные движения сначала руками, а потом и всем телом, следя за этими движениями. Это превратилось в какой-то странный танец, который просто хотелось исполнять. Ни смысла, ни какой-то грации в нём не было. Да и не танец это, конечно, был. Были лишь произвольные движения, которые совершало тело, а я лишь наблюдал за ними. То я плавно проводил рукой над густой травой, касаясь её верхушек. То замедлял шаг, стараясь идти максимально медленно. То усложнял себе путь, двигаясь какими-то восьмёрками между деревьев. Но эти бессмысленные действия как раз и рождали ощущение причастности к месту и ко всему, что здесь происходит. Я намеренно сбивался с проторенного пути, чтобы избежать линейности и плоскости, но обрести понимание и объём. Потом движения как-то сами собой кончились, и я замер на месте, полностью остановив себя, стараясь не думать, а только воспринимать и впитывать. Прошло несколько минут, и мой медленный путь продолжился снова. Через какое-то время впереди заметил движение. Это шли местные жители, вероятно, направляющиеся в деревню. Как вы понимаете, отличить местных от приехавших на место силы было несложно. Они шли, громко разговаривая о каких-то своих житейских проблемах, ругаясь и гогоча при этом. Окружающая местность воспринималась мною почти как «зона» Тарковского, из-за того, что я редко встречал тут «нормальных» людей. Обычно мне встречались здесь только люди духовного плана, специально приехавшие, и, как правило, издалека. Поскольку мы шли навстречу друг другу, то сначала поравнялись, я поздоровался, они кивнули и тоже ответили приветствием, а затем мы разошлись. Когда их спины замелькали вдали, я вдруг почувствовал, что имел в виду Хенаро в «Икстлане», называя таких встречающихся «призраками». В этот раз на месте моей обычной стоянки я был не один. Подойдя к месту, где обычно ставлю палатку, заметил, что там уже стоит чья-то палатка. Подумал, что это даже хорошо. Будет веселей. Зная, что простые туристы здесь не останавливаются, я был рад новому общению. Опыт подсказывал, что такое общение здесь всегда бывает интересным и полезным. Когда я уже подходил к месту, то вдруг услышал довольно грозный одиночный лай, похожий на одиночный выстрел и на меня бросилась собака. Молчаливый галоп крупной бойцовой собаки не предвещал ничего хорошего. Какие-то женщины кричали «Назад!», но собака даже не попыталась засомневаться в своих целях. Я ещё успел подумать, что с воспитанием у неё явные проблемы, когда она уже почти добежала до меня. Всё произошло мгновенно. Я стоял к ней лицом. Пульс явно превышал нормальный, но сделать ничего не мог. Вдруг метров за пять до меня собака не то чтобы остановилась, она даже как-то затормозила, уперевшись передними лапами, и поджав задние. Собака так и осталась в какой-то позе нерешительности, немного скуля при этом. Я был удивлён не меньше самой собаки. Через несколько секунд она оправилась от наваждения и медленно подошла ко мне, обнюхивая. Я быстро достал что-то съедобное и дал ей. Она не отказалась. Таким образом, был заключен мир. О дружбе, как я узнал впоследствии, не могло быть и речи. — 89 —
|