Активная депрессия. Исцеление эгоизмом

“Идеал” помогает, нам сберечь ощущение безопасности мира, отодвигает в неопределенное будущее необходимость встречи один на один с реальностью.

Тогда же в детстве, обольщённые разумом, неприемлющим “безосновательность” чувства, мы прельщаемся “понятным”, “разумным” оценочным подходом[147] ко всему и вся. Ради “разумно обоснованного” отношения отрекаемся от данного нам жизнью первоначально непосредственного восприятия, от сердца, от естественной любви ни за что - просто потому, что так посчастливилось.

Просто любви, как и всего живого, еще не оправданного объяснением, мы тогда начинаем стесняться.

Но мы любим наших близких и теперь, чтобы эту любовь к ним себе позволить - легализовать, невольно находим ей “оправдание” - наделяем реальных, любимых нами людей (поначалу старших) понятными нам свойствами, которые должен иметь “кумир”. Превращаем в своем представлении любимых в тех, кто теперь обязан быть идеальными.

Вера в то, что есть такие идеальные, всеведающие старшие, естественная в додесятилетнем возрасте, как вера в высшие силы помогает затянуть, продлить детство.

Подростками мы в этих старших разочаровываемся (идеализация их стесняет нашу свободу!), уходим в товарищескую тусовку - и идеализируем группу, ее лидеров. Снова творим и снова старательно оберегаем для себя кумира, “свой идеал”.

В старшем подростковом возрасте, когда мы одиноки, как крик в космосе, и очень нуждаемся в понимании, мы творим себе кумиров из друзей, подруг.

В то же время мы интуитивно всегда чувствуем, что идеал - это ложь, то, чего не бывает.

Но, сами наделив любимого человека понятными нам небывалыми свойствами, сами обманув себя, с подозрением, как к еще не разоблаченному самозванцу и обманщику, относимся - к нему. Доказательств реальности идеала, требуем от нашего кумира. Беспрестанно и нещадно бедного кумира экзаменуем. .

Мы ревниво требуем, чтобы он доказал нам свое право быть нашим идеалом. Будто это ему, а не нам нужно, чтобы мы сберегли наши облегченные представления о мире. Мы не прощаем ему не только промахов, но никакого отклонения (как отступничества!) от поведения в соответствии с нашими ходульными представлениями о том, каким он должен быть.

Сами же мы то, что еще вчера считали достоинством, сегодня воспринимаем пороком.

Запомнилось со студенчества, как влюбленная девушка рассказывала: “Он такой романтичный, такой романтичный - прямо святой! Стихи все время читает! В трамвай вошли - снял калоши, думал: в читальню пришел.

Став его женой, она же сетовала, что другие мужья вместо того, чтобы стишками развлекаться, мусорные ведра выносят, пеленки стирают, да деньги зарабатывают, -а мой, как блаженный, калоши опять в трамвае оставил!”.