Другой ученик Лафатера — Кюбисси, проходя через гостиную парижского судьи Ланжа, был поражен одним из висевших на стене женских портретов и остановился, чтобы лучше рассмотреть его. Спустя четверть часа судья, не дождавшись Кюбисси, принялся искать его и нашел стоящим на том же месте с устремленным на портрет пристальным взором. «Что Вы скажете об этом произведении? — спросил судья. — Не правда ли, красивая женщина?» — «Несомненно, — отвечал Кюбисси, — но если портрет сделан удачно, то его оригинал обладает, по-видимому, черной душой; это, должно быть, сам дьявол?!» То был портрет знаменитой отравительницы Бренвилье, столь же прославившейся своей красотой, сколь и злодеяниями, которые и привели ее на эшафот. Скорее всего это легенды, но слава швейцарского пастора, богослова, моралиста и поэта Иоганна-Гаспара Лафатера (1741— 1801 гг.), стоявшего у истоков физиогномики, была действительно велика. Несмотря на множество ошибок и заблуждений, он был первым исследователем, доказавшим взаимосвязь между «движениями души», психическими процессами и эмоциями, выражаемыми мимикой. Все свободное время Лафатер отдавал писанию портретов своей паствы, которые выполнял в филигранной манере мастеров эпохи Возрождения. Часами он изучал черты их лица, старался разгадать характер, склонности, особенности. При тогдашней религиозности людей и тайне исповеди он всегда имел возможность проверить свои предположения. Популярностью Лафатер затмил императоров и королей. На его физиогномические сеансы съезжались со всей Европы, ему привозили детей, возлюбленных, больных, присылали портреты, маски, слепки. Им восторгались, его боготворили, но и побаивались. По свидетельству современников, знаменитый авантюрист, блестящий граф Калиостро избегал встречи с Лафатером, хотя, оставаясь до конца своих дней простодушно-наивным и рассеянным, пастор стремился увидеть европейскую знаменитость, о которой ходили слухи, что ему 350 лет, что он маг и чародей и может превращать простые металлы в золото. Лафатер дружил с Гёте и оставил восторженное описание его лица. «Его разум всегда пронизан теплым чувством, а чувства всегда ярко освещены разумом. Обратите внимание на форму этого теплого лба, на этот быстрый, пронзительный, влюбленный и подвижный глаз, не очень глубоко сидящий под чуть изогнутыми веками, на выразительный нос, на этот по существу очень поэтический переход К. верхней губе, на мужественный подбородок и открытое крепкое ухо. Да найдется ли человек, который не видел бы, что это лицо гения!» Искусство Лафатера субъективно. Талант, помноженный на кропотливый многолетний труд, позволил ему достичь блестящих результатов. Но это было искусство интуиции, догадки, которое умерло вместе с ним. — 2 —
|