Война с самим собой

Вскоре пациентку перестала удовлетворять личина невольной мученицы, которую она носила во время болезни. Вновь и вновь она убеждалась (а под конец с успехом себя убедила) в том, что приступы недомогания являются для нее судьбоносными. В ответ на это она прибегла к единственно доступному для нее средству противодействия — пассивной агрессии, которая, в частности, проявлялась в ее полном небрежении к собственной персоне и нежелании ударить палец о палец без посторонней помощи. Так, в санатории она полностью отдала себя в руки сиделок и ни шагу не ступала без их опеки. Пассивное выражение враждебных намерений по отношению к матери спровоцировало муки совести и чувство вины, подкрепленное религиозным воспитанием, в соответствии с которым она неминуемо была обречена на наказание, а если говорить конкретно, на усиление болезненных симптомов. Желая продемонстрировать миру, что она пьет искупительную чашу страдания до дна, она делала все возможное, чтобы убедить в этом врачей и сиделок. Все это привело к усилению агрессивных намерений, которые проявлялись в абсолютной пассивности и нежелании что-либо предпринимать. В свою очередь, это пробудило отчетливые чувства отчаяния, беспомощности и вины.

Весь этот комплекс негативных эмоций набирал обороты и рос, как снежный ком. С точностью «до наоборот» она извратила естественное женское желание быть привлекательной. Вместо того чтобы вести себя по принципу «посмотрите, какая я хорошенькая и умная», она следовала формуле «взгляните, как я несчастна и больна». Психоаналитики убедились в том, что подмена желания быть любимым стремлением стать объектом сострадания провоцируется чувством вины, возникающим при подавлении природной агрессивности.

Не вдаваясь в подробности психоанализа, все же попытаемся понять, чем были вызваны столь очевидные болевые симптомы, которые мучили нашу пациентку, и в чем причина ее постоянных обращения к хирургам. Ключом к пониманию послужил сон, в котором она находилась у себя дома вместе с другим человеком. Этот человек был как бы частью ее самой и в то же время выглядел как мужчина. Опасаясь, что ее застанут наедине с представителем другого пола, она нырнула в кровать, с головой накрылась простыней, но затем сказала, как бы обращаясь к своему двойнику-мужчине: «Что за беда, если тебя увидят? Зачем нам надо скрывать это и дальше? »

Этот сон обнажает враждебность, которую она испытывала по отношению к собственной женственности, и зависть, которую она чувствовала к мужчинам. Во сне ей представляется, что она — полумужчина-полуженщина, но при этом она старается скрыть свое мужское естество. В действительности всю жизнь она хотела быть такой, как братья, и возникшее чувство вины трансформировалось в подсознательное стремление стать мальчиком; а для этого следовало присвоить себе половые признаки братьев. Скрытый подсознательный мотив перемены пола неоднократно понуждал ее обращаться к хирургам. Однажды в церкви, которую она регулярно посещала, отмаливая греховное чувство вины, она подумала, что охотно поменялась бы местами с Христом и, не задумываясь, приняла бы его крестные муки. В то же время она осознавала, что Иисус был мужчиной и, даже страдая, оставался таковым.