|
События нарастают и совершаются по законам, которые не здесь на сцене, а там – за кулисами, их логика там, они приходят оттуда. Здесь они непонятны, здесь они не имеют корней, причин событий. Корни их и причины заложены не здесь – ни в характерах героев, ни в логике необходимости хода событий. «Черт возьми, тут есть что-то сверхъестественное, если бы только философия могла до этого докопаться» - говорит Гамлет. И всякий читатель, как Горацио, скажет о пьесе: «О день и ночь! Вот это чудеса!» [ Здесь и далее курсив Л. С. Выготского.– Ред.] Гамлет Как к чудесам, вы к ним и отнеситесь. Есть в мире тьма, Гораций, кое-что [В английском оригинале Выготский подчеркивает: «unnatural acts» – (сверхъестественные деяния). – Ред.], Что вашей философии не снилось» (I, 5). И на этом построена вся пьеса86*. Горацио, который сам не действует, но созерцает всю эту трагедию, который стоит не в ней, вне ее, гак говорит обо всех этих событиях прибывшему к развязке Фортинбрасу: "Какого? Печали небывалой? Это здесь" (V, 2). Это– несчастья (трагедия) и чудеса. И дальше: Я всенародно расскажу про все Случившееся. Расскажу о страшных, Кровавых и безжалостных делах... И все впечатление от трагедии можно передать этим певучедиким и безумноисступленным выкриком Гамлета: "О, wonderful!" Гамлет, уже умудренный смертью, который уже ей отдан (он уже убит), говорит: «...I am dead, Horatio.– ...А вы, немые зрители финала, Ах, если б только время я имел,– Но смерть – конвойный строгий и не любит, Чтоб медлили.– я столько бы сказал... Да пусть и так, все кончено, Гораций. Ты жив...» (V, 2). И он завещает Горацио жить: «... поведай про жизнь мою» и затем, завещая передать Фортинбрасу его повесть, говорит: Скажи ему, как все произошло И что к чему. Дальнейшее – молчанье. Гамлет, уже умерший («I am dead»), уже стоящий в могиле, знает все, он мог бы рассказать. И вот он ясно намечает эти два смысла трагедии. Один – это внешняя повесть трагедии, которую с большими или меньшими подробностями должен рассказать Горацио. Он ничего не знает, он созерцатель только трагедии, он расскажет ее фабулу, ее события. Мы знаем, что он расскажет: Я всенародно расскажу про все Случившееся. Расскажу о страшных, Кровавых и безжалостных делах, Превратностях, убийствах по ошибке, Наказанном двуличье и к концу – О кознях пред развязкой, погубивших Виновников. Вот что имею я Поведать вам (V, 2). То есть опять-таки фабулу трагедии. Итак, трагедия как бы не заканчивается вовсе; в конце она как бы замыкает круг, возвращаясь снова ко всему тому, что сейчас только прошло перед зрителем на сцене,– только на этот раз уже в рассказе, но только в пересказе ее фабулы. Крут замкнут: непонятная трагедия, заполненная нагромождением непонятных и неестественных событий («кровавых...» и т. д.), так и останется непонятной в рассказе Горацио. А ее второй смысл, который мог бы рассказать уже умерший Гамлет, ибо в его душе совершилось все это, этот второй смысл не рассказан, не дан в пьесе, унесен в могилу. — 12 —
|