Возьмем, например, эпизоды, случающиеся слишком редко, чтобы индивид мог извлечь пользу из связанного с ними личного опыта. Обычно он вступает в брак только один раз в жизни. Формула брака (и предписание моногамии) дана ему. Разрешение на брак дают те, кто имеет полномочия для проведения церемонии, даже малейшие детали свадебного этикета предписаны. Правда, в реальной культуре у него есть некоторая свобода выбора, но только в дозволяемых культурных рамках. Другой пример: большинству людей доводится увидеть полное солнечное затмение только один раз в жизни. И то, как они будут рассматривать это явление, — с позиций суеверия или с научной ориентацией, — определяется их культурой. Культура — это отчасти набор изобретений, возникших в разных частях мира (или подгруппах населения), чтобы сделать жизнь эффективной и понятной для смертных, сражающихся с одинаковыми базовыми проблемами: рождением, ростом, смертью, поиском здоровья, благосостояния и смысла. Решения передаются от одного поколения к другому. Не совсем точно говорить, что культура — это только набор средств, отвечающих потребностям индивида. Конечно, она действительно выполняет эту функцию, говоря нам, например, как удовлетворить (не конфликтуя с другими) потребность в пище, выделениях, спаривании, в приязненных отношениях с другими. Она говорит нам, как управлять нашей потребностью в отдыхе и самоуважении и нашей печалью из-за тяжелой утраты. Но со временем культура становится также и «образом жизни». Мы начинаем любить обычаи, ценности и интерпретации, которые узнали из своей культуры. У нас есть желание (и потребность) в образе жизни индейца хопи, итальянском или американском. Сначала культура — это инструмент, обучающий нас и удовлетворяющий наши потребности. Постепенно она становится ценностью сама по себе, и наша любовь к своей культуре и преданность ей — важнейший автономный мотив, мощь которого мы наиболее сильно ощущаем, когда лишены своей гавани3. Мы начинаем говорить себе: «Я могу жить только таким образом». Так наша культура (по крайней мере, те черты, которые мы «интериоризуем») может стать мотивом нашей жизни. Конечно, мы не имеем в виду, что представители данной культуры любят каждую ее деталь. Многие культурные обычаи остаются для человека периферическими привычками, располагающимися не в проприативных, а в более внешних слоях личности. Быть может, мы имеем в виду именно только наш собственный частный культурный конструкт, когда говорим, что любим образ жизни хопи, или итальянский, или американский. — 343 —
|