|
При слабых критериях соответствия существует огромное количество разнообразных вариантов ответов испытуемого. Ужесточение критериев последовательно отсекает целые классы ответов. В каждый момент времени всегда остаётся много вариантов, соответствующих данному стимулу с точностью до выбранных критериев. Эти варианты относятся к некоторому ограниченному множеству, включающему вариант, адекватный стимулу с точки зрения внешнего наблюдателя. Само это множество на языке внешнего наблюдателя выглядит как в чём-либо сходное со стимулом. Таким образом, все варианты ответа, которые кажутся внешнему наблюдателю ошибочными (т. е., только сходными с правильными), для сознания вообще неразличимы между собой. Ибо просто такова точность принятых на данный момент критериев соответствия. Закон классификации. Синонимия и зона осознанного неразличения Итак, работа сознания по отождествлению ведёт к тому, что в базовом содержании сознания хранятся не единичные образы конкретных стимулов, а некоторые фиксированные множества сходных стимулов. Л. М. Веккер отмечает, что единичный объект в акте восприятия всегда осознаётся в качестве представителя класса, и называет это явление 'См., например, Смирнов А. А. Избр. психол. труды, 2. М., 1987, с. 311, 2HopмaнД. Память и внимание.//Зрительные образы: феноменология и эксперимент, 2. Душанбе, 1973, с. 133. 412 феноменом обобщённости '. Стоит расширить позицию Веккера, так как этот феномен обнаруживается не только при изучении восприятия, но и во всех других экспериментальных парадигмах исследования сознания. Сформулируем закон классификации: любой конкретный стимул (объект) всегда появляется в поверхностном содержании сознания лишь в качестве члена некоего класса стимулов (объектов), при этом класс не может состоять только из одного члена. Закон классификации позволяет механизму сознания отождествлять между собой разные предметы или явления. Попробуем пояснить это на примере использования понятий, ибо проблема наименования является частым случаем проблемы классификации. Вообще говоря, отождествлено разных вещей содержит в себе некую логическую нелепость. Впрочем, когда одна из героинь А. П. Чехова говорит: «Мой муж — Отелло», то вряд ли она всерьёз полагает, что её муж — венецианский мавр или выдуманный литературный персонаж. Однако такое отождествление становится осмысленным, поскольку и муж, и Отелло легко объединяются в один класс — класс ревнивцев. Поэтому текст и понимается без затруднений. — 347 —
|