|
Айзексон в своей авторитетной биографии Эйнштейна.[203] Еврейское самосознание Эйнштейна играло бесспорно важную роль во всех аспектах его жизни, в том числе и в особенности политической жизни. Отказавшись от поста президента Израиля, Эйнштейн писал: «Мои взаимоотношения с еврейским народом стали самыми прочными узами между мной и человечеством».[204] Детство в религиозной среде напоминало о себе и в среднем возрасте: «Попробуйте с нашими ограниченными средствами проникнуть в тайны природы, и вы увидите, что за всеми явными законами и связями кроется нечто неуловимое, неосязаемое и необъяснимое. Преклонение перед этой силой, совершенно непостижимой для нас, и есть моя религия. В этом отношении я, в сущности, религиозен».[205] Религиозность в неком эзотерическом смысле, как трепет и преклонение перед космосом, – одно дело, а как же Бог, особенно Яхве, Бог Авраама, предка самого Эйнштейна? Когда Эйнштейну перевалило за пятьдесят, в одном интервью ему задали вопрос в лоб: верите ли вы в Бога? «Я не атеист», – начал он. Рассматриваемая проблема слишком обширна для нашего ограниченного разума. Мы находимся в том же положении, как и малолетний ребенок, вошедший к гигантскую библиотеку, полную книг на всевозможных языках. Ребенок знает: кто-то должен был написать все эти книги. Но не знает, как. И не понимает языков, на которых они написаны. Ребенок смутно догадывается, что в расстановке книг есть некий таинственный порядок, но не знает какой. Мне кажется, точно так же относятся к Богу даже люди, обладающие самым высоким интеллектом. Мы видим чудесным образом устроенную вселенную, подчиняющуюся определенным законам, но наше представление об этих законах весьма туманно.[206] Эти слова звучат так, словно Эйнштейн приписывает законы вселенной некоему Богу. Но что это за Бог – олицетворенное божество или аморфная сила? Одному банкиру из Колорадо на вопрос о Боге Эйнштейн ответил так: Я не могу представить себе олицетворенного Бога, оказывающего непосредственное влияние на поступки отдельно взятых людей или способного вершить суд над своим собственным творением. Моя религиозность – это смиренное восхищение бесконечно превосходящим нас духом, который проявляет себя в том малом, что мы можем познать о постижимом мире. Это глубокая эмоциональная убежденность в том, что в непостижимой вселенной существует превосходящий разум, образует мои представления о Боге.[207] Самое известное высказывание Эйнштейна о Боге представляло собой телеграмму, в которой, как его просили, было необходимо не более чем в пятидесяти словах ответить на все тот же вопрос. Эйнштейн уложился в двадцать два слова: «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в упорядоченной гармонии Вселенной, но не в Бога, которого заботят судьбы и поступки людей».[208] — 152 —
|