|
Драма же эта, подчеркнем еще раз, отнюдь не является чисто психологической. Из этого явствует, что понятия, призванные репрезентировать психический облик "обитателей" мира науки, смогут эффективно работать только когда их психологическая сердцевина пронизана нитями, которые нераздельно соединяют ее с предметным и коммуникативным в триадической системе. Остановимся на нескольких ключевых понятиях, способных, на наш взгляд, пройти испытание на выполнение системной функции. § 1. Идеогенез Прежде всего следует остановиться на понятии, названном нами идеогенезом. Под ним следует понимать зарождение и развитие тех идей у конкретного исследователя, которые приводят к результатам, заносящим его имя по приговору истории в список хранимых памятью науки персоналий. С первых же своих шагов этот исследователь продвигается по вехам, до него намеченным другими. Его теоретические раздумья сообразуются с тем, что ими испытано, притом, порой, в различные времена. Он способен выстрадать собственные новые решения не иначе как усвоив уроки, преподанные былыми искателями научных истин. При переходах от одного урока к другому может меняться не только содержание мышления, но и его стиль, его категориальные ориентации. И тогда в идеогенезе выступает "малая логика" развития индивида с его "лица необщим выраженьем". У "большой" логики научного познания, как известно, имеются свои внутренние формы, преобразуемые в его историческом "безличностном" движении. Мы можем предпринимать попытки их воссоздания, абстрагируясь от психической организации субъектов, во взрывах творческой активности которых эти формы созидались. Но ведь в реальности вне подобной психической организации, пронизанной идеогенезом, никакое построение и изменение научного знания невозможно. 197 Представления о "машинообразности" поведения (или деятельности мозга) у Декарта, Павлова и Винера существенно разнились. Каждое из них запечатлело одну из сменявших друг друга фаз всемирно-исторической логики развития научного познания. Метафора "машина" обозначала интеграцию двух глобальных объяснительных принципов этого познания: детерминизма и системности. Соответственно, в этой смене суждений о "машинообразности" звучит голос логики перехода от одних форм причинно-системного объяснения жизненных (в том числе психических) явлений к другим. Сама по себе логика перехода носила закономерный характер и, стало быть, подчиняла себе отдельные умы безотносительно к прозрачности рефлексии о ней. Но означает ли это, что названные выше имена исследователей, с которыми ассоциируется поочередно каждая из стадий логики науки, не более чем "плацебо" или простой знак различения эпох? Подобное мнение (к которому склоняется в своей интерпретации историко-психологического процесса известный американский ученый Э. Боринг) столь же односторонне, как и давние попытки Т. Карлейля и его последователей объяснить генезис идей "вспышками гения". — 165 —
|