Возможно, этого примера пока будет достаточно, чтобы показать, как королларий о дихотомии влияет на клинициста при общении с клиентом. Вместо того, чтобы видеть в своем клиенте жертву глубинного конфликта между двумя враждующими силами инстинктивной природа, он воспринимает дихотомию как существенное свойство самого мышления. Когда психотерапевт стремится понять, что имеет в виду его клиент, он ищет элементы в контексте определенного конструкта. Пока он подходит к мышлению человека с позиции формальной логики, он лишен возможности понять что-либо из содержания мыслей, 'которые тот не в состоянии вербализовать. Но если к мышлению человека подходить психологически, пользуясь как клиническим, так и более фрагментарными методами исследования, то можно увидеть работающее деление его конструктов на две части: подобия и контрасты. Многое в нашем языке, как и в нашем обыденном мышлении, подразумевает не формулируемое в явной форме противоположение. В противном случае наша речь была бы лишена всякого смысла. Если мы будем исходить из этого допущения, то, возможно, сумеем проникнуть в психологические процессы, долго маскировавшиеся формальной логикой, которая чересчур крепко скована словами. Насколько наше понятие дихотомических конструктов применимо к таким «категориальным понятиям» ('class concepts') как красный? Содержится ли в слове красный утверждение противоположности, равно как и утверждение сходства? Мы могли бы указать на то, что, согласно одной из широко распространенных теорий цвета, 'красный' служит дополнением 'зеленого'. Из всего спектра цветов он более остальных контрастирует с 'зеленым'. Но слово красный, как известно, употребляется и в другой связи. Когда мы говорим, что у человека рыжие волосы10, то тем самым отличаем их от 'нерыжести' седых, соломенных, каштановых и черных волос. Наш язык не снабжает нас никаким специальным словом для обозначения этой 'нерыжести', однако мы не испытываем затруднения в получении информации о том, что противоположность рыжим волосам существует на самом деле. Аналогично этому, и другие конструкты, например такие, как 'стал', выражают в границах своего диапазона пригодности как сходства, так и различия. Последние столь же релевантны, как и первые; они применимы в соответствующих диапазонах пригодности конструктов. В отличие от классической логики, мы не смешиваем в кучу противоположность и иррелевантность. Мы считаем контрастирующий полюс конструкта и релевантным, и необходимым для того, чтобы конструкт обладал значением. Контрастирующий полюс находится в диапазоне пригодности конструкта, а не за его пределами. Так, конструкт 'стал' обладает значением не просто потому, что множество объектов, называемых стопами, сходны друг с другом в этом отношении, но и потому, что некоторые другие предметы обстановки противополагаются им в том же отношении. Например, есть смысл в том, чтобы показать на стул и сказать: «Это не стол». И, напротив, нет никакого смысла в том, чтобы показать на закат и сказать: «Это не стол». — 51 —
|