Общение, собеседование, диалог — это трудное дело. Психологи не раз пытались поднять общение на недосягаемую высоту, называя общение деятельностью, в том числе и ведущей, например, в младенческом и в подростковом возрасте. Но есть общение и общение. Ухтомский говорил: «...собеседование, эмпирически данное, постоянно нас сопровождающее, еще не есть собеседование в подлинном смысле этого слова и в подлинном понимании каждым другого! Эмпирическое собеседование может быть сопряжено с солипсизмом. Настоящее собеседование есть дело трудного достигания, когда самоутверждение перестает стоять заслонкою между людьми». Такой заслонкой «между собеседником и им самим становится свое самоутверждение, свое успокоение, свое успокоительное миротолкование, своя персона и своя подушка успокоения под голову» (1997. С. 228—229). Ухтомский противопоставляет эмпирическому общению норму общения, которую можно было бы назвать культурной нормой: «Это сосредоточенное собеседование со встречным лицом и лицами, когда они читаются до глубины и потому получают ответы на свои дела, которые для них самих еще не поняты, а только носятся в досознательном и готовы открыться» (там же). Подобное культурное общение — это средство полноценной социализации, которая при эмпирическом общении весьма сомнительна, и полноценной индивидуализации. Центральными в культурно-исторической психологии являются понятия: «опосредствование», «посредничество», «посредник», «медиатор». В ней, правда, специально не выделялся «персонифицированный посредник». Главное внимание уделялось и уделяется техническому (вещественному) орудию и психологическим орудиям — знаку, слову, в меньшей степени — символу и мифу. Психологические орудия по своему происхождению связаны с посредниками-персонами. (Ведь Иисус Христос есть Знак, посланный людям Богом, Слово, Символ веры и Миф.) Логика и психология развития любой деятельности состоят в том, что первоначально опосредствованное действие становится как бы непосредственным. Подобная динамика характеризует и деятельность персонифицированного посредника. Поэтому учащиеся воспринимают педагога не только как посредника, а как непосредственный источник знания, как персонифицированное, живое знание. Благодаря этому существенно увеличивается доверие к педагогу, к тому, что он сообщает. Подобная суггестия может иметь и теневую сторону, так как часто и среди учителей встречаются недостойные люди. Поэтому, действительно, важнейшими являются требования к личности педагога, к его нравственности, а не только к его профессиональным знаниям. Минимальное и вместе с тем предельное требование состоит в том, чтобы он был человечным и понимал, что нет ученика, которого не за что было бы полюбить. — 20 —
|