Приведу также результаты моих наблюдений, правда требующие подтверждения, но уже на данном этапе позволяющие выдвинуть гипотезу, которую можно считать одной из попыток решения этого вопроса. В первые годы после войны встречались люди, на протяжении ряда лет много раз оказывавшиеся на грани голодной смерти. Можно было заметить, что поведение их характеризовалось своего рода навязчивой идеей, выражавшейся в их отношении к пище — главным образом к хлебу и жирам, — а именно в ненужном запасании большого количества продуктов, специфическом возбуждении при виде хлеба в булочной и т. д. Создавалось впечатление, что во время продолжительной фрустрации пищевой потребности как бы фильтровались некоторые элементы поведения, имеющие отношение к пище. Картина эта напоминает результаты исследований экспериментальных неврозов, связанных с фрустрацией пищевой потребности (например, Майер. 1945). Теперь, двадцать лет спустя, эти явления у данной группы людей значительно уменьшились или даже исчезли полностью. Однако продолжают встречаться люди, у которых вопросы питания преобладают в такой степени, что это обращает на себя внимание окружающих. Свое особое отношение к вопросам питания эти люди связывают с переживаниями военного времени. Самое интересное, однако, то, что анализ их биографий показывает, что они, собственно, никогда не испытывали тяжелого голода, выражающегося в явлениях, описанных Богданович. В самые тяжелые минуты они всегда располагали определенным минимальным запасом, который позволял им хотя бы частично удовлетворить сильный голод. Это были в конечном счете периоды продолжительностью самое большее несколько недель. Общим для всех этих людей, как можно судить на основании их рассказов, был не столько голод, сколько страх перед голодом. Они видели вокруг себя голодающих, слышали невеселые рассказы, а остальное дорисовывало их воображение. Страх перед голодом преследовал их при каждом приеме пищи, при каждом новом ограничении, введенном оккупантами. Продолжительное существование в состоянии страха перед голодом является, как можно вывести из этих наблюдений, фактором более деформирующим, чем сам голод. Гипотеза эта требует, конечно, дальнейших исследований, тем не менее она подтверждается рядом других наблюдений, свидетельствующих о том, что ожидание последствий фрустрации действует иногда сильнее, чем сама фрустрация. Примером может служить преждевременная смерть потерпевших кораблекрушение, описанная Бомбаром (см. следующий раздел), а также значительно худшее психическое состояние людей, переживших бомбардировку в убежищах, по сравнению с людьми, выполнявшими работу под непосредственной угрозой опасности, и значительно более частые невротические нарушения у солдат второй линии обороны, чем у солдат на передовых позициях. Наблюдения Нелькена (1934) и Медыньского (1934) показывают, что на войне неврозы редко возникают у тяжелораненых и искалеченных, а почти исключительно у физически здоровых и легкораненых. Обращает на себя внимание также и отмечаемое хирургами травматизирующее влияние ожидания часто откладываемой операции. — 65 —
|