довольно грубой форме является признанным образцом среди квакиутлей, как показывала Рут Бенедикт; тенденция к уходу от мира является доминантной чертой в буддийской религии. Моя концепция заключается не в отрицании нормального характера этих стремлений, а в утверждении, что все они могут быть поставлены на службу достижения успокоения от некоторой тревожности и, кроме того, что вследствие приобретения этой защитной функции они изменяют свое качество, становясь чем-то абсолютно иным. Лучше всего я могу объяснить это отличие по аналогии. Например, человек влезает на дерево с целью продемонстрировать свое умение с высоты обозреть окрестности или же спасаясь от дикого животного. В обоих случаях мы взбираемся на дерево, но мотивы этого разные. В первом случае мы делаем это ради удовольствия, во втором - нами движет страх, и мы вынуждены сделать это ради безопасности. В первом случае мы свободны в выборе - взбираться, или нет, во втором - мы вынуждены взбираться по необходимости. В первом случае мы можем выбирать дерево, которое наиболее подходит для нашей цели, во втором - у нас нет выбора - мы готовы взобраться на что угодно, например на флагшток или дом, лишь бы это служило цели защиты. Различие в побудительных мотивах в результате также ведет к различию в чувстве и поведении. Если нами движет собственно желание удовлетворить ту или иную потребность, наше отношение будет иметь качество непосредственности и изобретательности. Однако если нами движет тревожность, наши чувства и действия будут навязчивыми и неразборчивыми. Несомненно, они являются промежуточными стадиями. В инстинктивных влечениях, подобных голоду и сексу, которые в огромной степени определяются физиологическими напряжениями, возникающими в результате лишений, физическое напряжение может достичь такой степени, что поиску удовлетворения может быть присуща некоторая степень навязчивости и неразборчивости, которые иначе характерны для влечений, определяемых тревожностью. Более того, имеет место отличие в достигаемом удовлетворении - в общих — 357 —
|