Психоистория

Почему психоистория «игнорирует» другие области, специализируясь исключительно на своем предмете, - вопрос достаточно важный, поскольку историки часто ставят это в упрек, критикуя психоисторические работы. Например, на мою долю выпало обвинение, что в своих работах я игнорирую экономику (несмотря на то, что я являюсь основателем и председателем совета компании, издающей несколько профессиональных экономических еженедельников); меня обвиняют в незнании социологии (хотя я по образованию социолог и был ассистентом Ч. Райта Миллза в Колумбийском университете), в том, что я не умею использовать статистику в анализе данных (хотя я пять лет зарабатывал себе на жизнь, работая профессиональным статистиком); наконец, я слышу упреки, что пренебрегаю политическими факторами, (хотя моя аспирантура была по политологии). Критикам психоистории не приходит в голову, что мы, возможно, именно потому выбираем своим предметом историческую эволюцию психе, что рассчитываем тем самым приблизиться к решению проблем тех же самых политологии, экономики и социологии, которые не сумели стать достоверными науками из-за нерешенности своих психоисторических проблем. Специалисты в перечисленных областях прекрасно это понимают и даже признают это друг перед другом в своих журналах. И только историки не догадываются о шаткой психологической основе тех областей, из которых без всякой критики заимствуют положения, воображая, что «экономические, политические и социальные факторы» в истории почему-то существуют совершенно отдельно от «психологических» факторов. Один пример: возможно, верно, что моя работа по эволюции детства была, по крайней мере. отчасти, ответом на проблемы, с которыми столкнулась теория экономического развития, поставленная в таких книгах, как «К теории социальных изменений: как начинается экономический рост» Эверетта Э. Хэйгена, где решающим звеном, необходимым для запуска экономического развития, как было показано, является тип личности, который позднее я сумел вывести из истории детства как результат «навязывающего стиля» воспитания. Точно так же, как и категории, интимно сопряженные с эволюционирующими психоисторическими паттернами доминирования и подчинения, и изучение власти, зависящее от понимания мотивов и защитных механизмов групповой фантазии. Так что едва ли в чем так мало повинна психоистория, как в том, что она «игнорирует» экономическую, социологическую и политическую науки.

Когда «Литературное приложение к «Таймc» нападает на «Журнал» за то, что он «за каждым действием видит скрытые мотивы»,8 то все, что можно ответить, это: «Конечно! Действия - это просто поведение, а поведение невозможно без мотивов, явных или скрытых. И поскольку только психическое может иметь мотивы, мотивация - скрытая или нет - должна быть изучена изнутри и в своем собственном праве давать значение всякому действию». Историки обычно не считают нужным проводить такое исследование. Вот, например, как А. Дж. П. Тейлор объясняет причины, по которым Гитлер не был намерен довести дело до войны в 1939 году: