Что касается богатых, то они фактически на несколько лет отказывались от своих детей. Некоторые эксперты находили этот обычай вредным, но, как правило, ссылались при этом в своих трактатах вовсе не на то, что ребенку будет плохо без родителей. По их мнению, ребенка не следует отдавать кормилице потому, что новорожденный «теряет достоинство от вскармливания чуждым и вырожденным молоком другой женщины». Иначе говоря, нельзя, чтобы кровь женщины низшего класса вошла в тело ребенка высшего сословия, ведь молоко считалось той же кровью, только взбитой до белого цвета. Иногда моралисты (разумеется, только мужчины) не могли полностью подавить обиду на мать за то, что она в свое время отослала их к кормилице. Как жалуется Авл Геллий: «Когда дитя кому-то отдают и убирают прочь с глаз матери, пыл материнской любви постепенно угасает... и, наконец, ребенка почти забывают, как будто он давным-давно умер». Но, как правило, обиду и возмущение удавалось пересилить, и родителей превозносили до небес. Тем временем история повторялась вновь и вновь. Все прекрасно знали, что у ребенка гораздо больше шансов умереть, если он находится у кормилицы, а не дома, В то же время родители, погоревав об очередном умершем ребенке, передавали кормилице следующего, как будто кормилица была неким ненасытным мстительным божеством, требующим все новых и новых жертв. Сэр Симон Д'Эве уже потерял по вине кормилицы нескольких сыновей, но он посылает на два года следующего малыша к этой «бедной женщине, замученной злым мужем, почти уморенной голодом. Характер у нее гордый, беспокойный и переменчивый. Все это вместе взятое и привело в конечном счете к гибели нашего самого любимого и нежного ребенка...» За исключением тех случаев, когда кормилица жила тут же, в семье родителей, ребенок оставался в доме кормилицы на срок от двух до пяти лет. Условия жизни ребенка в этот период во всех странах были сходные. Жак Гийомо пишет, что ребенка, пока он находится на попечении няньки, могут «задушить, заспать, уронить, погубить как-нибудь иначе, его может утащить, сожрать или искалечить какой-нибудь дикий зверь, волк или собака, а потом нянька, в страхе перед наказанием за недосмотр, заменит этого младенца другим». Роберт Пемелл передает рассказ одного приходского священника: когда тот приступил к своим обязан костям, приход был полон «грудными детьми из Лондона и других мест, в возрасте до года; с тех пор он похоронил их всех, кроме двоих». Однако традиция была столь сильна, что, несмотря на все это, существовала в Англии и в Америке до восемнадцатого века, во Франции - до девятнадцатого, в Германии - до двадцатого, Англия в этом отношении сильно обогнала материк: уже в семнадцатом веке многие очень зажиточные матери вскармливали своих детей сами. Вообще суть проблемы не в аморальности богатых; в 1653 г. Роберт Пемелл жалуется на манеру «женщин как высокого, так и низкого положения отдавать своих малышей на откуп безответственным женщинам из деревни», в 1780 г. глава парижской полиции дает такие ориентировочные цифры: каждый год в городе рождается 21000 детей, из них 17000 посылают в деревни кормилицам, 2000 или 3000 отправляют в дома для младенцев, 700 вынянчиваются кормилицами в доме родителей, и лишь 700 кормят грудью матери. — 34 —
|