Психоистория

(б) «Ошибки» плодятся. Когда, например. Трумэн разрешил Макартуру продолжить наступление на север в Корее, несмотря на предупреждения Китая, что он ответит военными действиями, это назвали «ошибкой», вопреки массе свидетельств, доказывающих, что «ошибки» такого рода мотивированы. Мюнхен -«ошибка», Перл-Харбор - «ошибка», залив Свиней - «ошибка», Вьетнам - «ошибка», все это «ошибки», а нежелания.

(в) Два плюс два равняется ноль. Чем больше риск, тем меньше он осознается в групповом трансе. Говоря словами Эйхмана: «Когда гибнут сотни - это катастрофа. Когда пять миллионов - это статистика». Когда президент Кеннеди во всеуслышанье объявил нам по телевидению, что отклонил предложение Хрущева обменять кубинские ракеты на наши устаревшие турецкие ракеты и намекнул, что вскоре будет вынужден предпринять вторжение в Кубу, хотя при этом сто миллионов американцев могут погибнуть от русских ракет, мы все кивнули в знак одобрения из глубин своего группового транса - конечно, цифра была чересчур грандиозна, чтобы иметь личную значимость.

(г) Личные затруднения заменяют политику. Вот как президент Кеннеди резюмировал отношения Америки с Россией в начале своей бытности президентом: «Если Хрущев захочет макнуть меня носом в грязь, между нами все кончено». Со своей стороны, Хрущев во время Кубинского ракетного кризиса признает, что Россия мыслит такими же сумасшедшими «персонализированными» категориями:

«Когда я спросил военных советников, могут ли они дать гарантию, что эти ножницы не повлекут гибель пятисот миллионов людей, они посмотрели на меня как на сумасшедшего или, того хуже, как на предателя... Самая большая трагедия, по их мнению, заключается не в том, что наша страна может быть полностью разорена и разрушена, а в том. что китайцы или албанцы могут обвинить нас в примиренчестве или в слабости. Поэтому я сказал себе: «К черту этих маньяков. Если я добьюсь от Соединенных Штатов гарантии, что они не станут свергать правительство Кубы, я уберу ракеты». Так оно и вышло. И поэтому сейчас меня ругают китайцы и албанцы. Они говорят, будто я испугался вороньего пугала. Какая все это чепуха! Какая мне будет радость от того, что в последние часы своей жизни я буду знать, что, хотя наша великая страна и Соединенные Штаты полностью лежат в развалинах, национальная честь Советского Союза сохранена?»22

Все «персонализированные» реакции, свойственные состоянию группового транса, принимают за аксиому, что внешний по отношению к группе мир внезапно становится полон «другими», которые из кожи вон лезут, стремясь унизить нацию, а особенно ее лидера. По сути, в периоды группового транса внешняя политика настолько связана с унижением, что поиск группового психотического инсайта обычно принимает форму «поиска способа унизить другого». Это результат двух групповых процессов стадии коллапса. Во-первых, лидер чувствует по отношению к себе растущий гнев группы, в том числе постоянные атаки на его чувство собственного достоинства, но не признает, что этот гнев исходит от его собственной группы, а приписывает его внешнему миру: «Не американский народ пытается меня унизить, а русские». Внимательный анализ обвинений, которым, по мнению лидера, он подвергается со стороны внешних групп, показывает, что многие из них - почти в точности те же обвинения, что он слышит от членов собственной группы. Параллельно протекает и второй процесс, в котором как группа, так и ее фантазийный лидер, сталкиваясь с крахом защитной структуры, с саморазрушением личности, испытывают крайнюю степень нарциссического гнева и приобретают склонность к унижению. «Унижающий чужак» - это просто критический, обвинительный, преследующий отклик суперэго, спроецированный на других: «Американские ценности рушатся, и все, что мы из себя представляем - это лишь масса эгоистических желаний - русские видят, как низко мы пали и пытаются унизить нас».