|
Высокий уровень активации интровертов считается причиной того, что они склонны избегать дополнительной внешней стимуляции, которая может вывести их активацию за оптимальные границы. Вследствие этого интроверты, по сравнению с экстравертами, предпочитают более низкие интенсивности стимуляции. По данным Е. Людвига и Д. Хеппа (Е. Ludvigh, D. Нарр, 1974), экстраверты в качестве «приятных» предпочитали световые и звуковые стимулы большей интенсивности, чем интроверты. Последние лучше переносят монотонность и сенсорную депривацию (В. В. Белоус, 1977; А. Басс, В. Полей [10] ; Д. Грей [11] ; Н. Транел [12] ; А. Хилл [13] ). Правда, по данным других авторов, тесты на психическое насыщение (монотонию) не коррелируют со степенью экстраверсии – интроверсии (Hоllаnd, 1960; Еуsепск, 1963). Связи этого свойства темперамента с балансом возбуждения и торможения тоже посвящен ряд публикаций, носящих, к сожалению, в основном теоретический характер. Прежде всего нужно отметить публикацию Г. Айзенка (H. Еуsепк, 1957), связывавшего интровертированный тип поведения с преобладанием возбуждения над торможением, а экстравертированный – с преобладанием торможения, которое медленно исчезает (инертно). Л. Мартон и Я. Урбан (1966) высказали предположение, что интроверты имеют сильную нервную систему и преобладание возбуждения над торможением, а экстраверты – слабую нервную систему и преобладание торможения. С этим не согласился Д. А. Грей (1968), который, наоборот, интровертированность связывает со слабой нервной системой. Его предположение основывается на теоретических положениях, высказанных К. Юнгом и И. П. Павловым, а также на некоторых экспериментально полученных фактах. К. Юнг считал, что экстраверты предрасположены к истерии, а интроверты – к психастении. Известно, что И. П. Павлов первоначально связывал истерию с преобладанием торможения, а неврастению – с преобладанием возбуждения. Вероятно, Г. Айзенк потому и сделал вывод, что экстраверсия связана с преобладанием торможения, а интроверсия – возбуждения. Как отмечает В. Д. Небылицын (1966), это довольно смелое решение вопроса, поскольку преобладание одного из процессов в патологии еще не говорит, что в норме у этого больного было такое же соотношение между возбуждением и торможением. Естественно, это предположение, не подкрепленное серьезными фактическими данными, вызвало возражения со стороны ряда исследователей, и в первую очередь со стороны В. Д. Небылицына. Он указывает, что позднее И. П. Павлов изменил свои представления о природе истерии и психастении и связывал их различие с сочетанием слабой нервной системы и художественного типа – в первом случае и слабой нервной системы с мыслительным типом – во втором. Кроме того, и методически, с точки зрения В. Д. Небылицына, Г. Айзенк и его сотрудники допустили ошибку, объединив все виды «внутреннего» торможения (условное, запредельное, дифференцировочное) в один вид – «временное» торможение. Это привело к тому, что потенциал последнего измерялся Г. Айзенком тестами, имеющими мало общего с приемами определения динамичности торможения и с индикаторами внутреннего торможения по И. П. Павлову. Такие тесты, напоминающие скорее пробы на выявление психического утомления или на запредельное торможение, не могут, по мнению В. Д. Небылицына, быть индикаторами торможения по И. П. Павлову, и поэтому сравнение динамичности возбуждения (скорости развития условного возбуждения) со скоростью развития «реактивного» (по Г. Айзенку) торможения неправомерно. — 128 —
|