|
День, когда Присцилла смогла бы на меня разозлиться, стал бы для нас праздником, так как я знал бы, что с того момента она сможет постоять за себя в контактах с другими людьми. И, что еще важнее, она сможет решиться проявить свои немалые способности уникального и достойного любви человеческого существа. 2. Безумие и общество Каким же образом этот паттерн пассивности-безумия, наблюдавшийся нами у Присциллы, связан с насилием в нашем обществе, которое стало столь острой проблемой современности? Мой знакомый, не проходящий курс психоанализа и не страдающий никакими психическими заболеваниями, так описывает переживаемую им ярость после ссоры с женой: Насколько эта ярость напоминает временный психоз! Вот я иду по улице, но тротуару, который кажется таким далеким, и я не способен думать, я в тумане. Но туман лишь снаружи, внутри я весь в напряжении, каждая мысль и каждое чувство осознаются мною с поразительной четкостью, как будто я нахожусь в искусственно освещенном мире, где все очень реально. Единственная проблема в том, что это внутреннее освещение практически никак не связано с внешним миром. Я чувствую некоторую неловкость перед окружающим меня миром — неловкость и беззащитность. Если бы кто нибудь поднял меня на смех или если бы от меня потребовалось что-то сделать (как если бы на улице произошла авария), я бы не смог никак прореагировать. Или, если бы я все же прореагировал, мне бы пришлось бы выйти из моего «безумия», прорваться сквозь него. Улицы выглядят чужими, они кажутся пустыми, хотя на них как всегда много людей. Я не узнаю эти улицы (хотя я их видел тысячи раз). Я иду как пьяный, осторожно поднимая и ставя ноги. Я вхожу в ресторан, и боюсь, что девушка кассир меня не узнает — я в другой коже — или подумает, что что-то не так. (Она меня узнает и, как обычно, дружелюбно приветствует.) Я иду в туалет, без всяких эмоций читаю надписи над писсуаром. Я боюсь, что кто-то вдруг от меня что-нибудь потребует или нападет на меня, а я не смогу защититься. Возвращаюсь на свое место, смотрю в окно на противоположном конце ресторана. Я чувствую лишь зыбкую связь с миром. Мне приносят еду. Пища и ее вкус не особо меня интересуют. Я двигаюсь чисто механически. Я стараюсь вспомнить подробности ссоры, но без особого успеха: две-три детали встают передо мною со всей отчетливостью, остальное — смутные обрывки. Немного ем. Подходит официант — китаец средних лет — и говорит: «Я вижу, Вы очень много думаете, — он показывает на лоб. — У вас проблема?». Я улыбнулся и кивнул. Он продолжил: «В наше время у всех проблемы». Его слова почему-то подействовали на меня успокаивающе. Он ушел, покачивая головой. Впервые ко мне прорвался внешний мир. Это меня рассмешило и помогло гораздо больше, чем можно подумать. — 12 —
|