|
Под «первоначальным проектом» Сартр имел в виду «последнее, далее не редуцируемое основание, к которому можно прийти при анализе человеческой личности, изначальный сознательный выбор самого себя по отношению к бытию» (Тихонравов Ю., 1998, с.41). Этот выбор лежит в основе всех решений и выборов, которые человек осуществляет в дальнейшем на протяжении всей своей жизни. Вокруг этого выбора происходит «кристаллизация» (наиболее близкий термин из психоанализа — «фиксация»). Кристаллизация не обязательно связывается с сексуальностью, а может осуществиться и вообще вне эмоциональной связи с другим человеком. Она происходит в то время, когда у человека нет осмысления и поставленной цели. И пока не произойдет осмысления, человек может считать себя связанным первоначальным выбором и кристаллизацией. Это состояние уверенности в своей несвободе Сартр описывает термином «дурная вера», причем парадокс заключается в том, что на дорефлективном уровне сознания, человек знает, что лжет себе и это знание дает основание считать, что из темницы «дурной веры» выход есть. Выход осуществляется путем «реконструкции первоначального проекта», в результате чего как отмечают Л.Филиппов и Ю.Тихонравов, реставрируется «нутряно? отношение к миру». Мир становится антропоморфным. Вместо монотонной и бесцветной сетки естественнонаучной «картины мира» перед человеком открывается красочный и рельефный — живописный океан бытия… Натурфилософия досократиков, античный символизм и алхимический миф средневековья вступают в свои права… место понятий у Сартра занимают метафоры… В результате мир превращается в совокупность нуждающихся в расшифровке символов» (Тихонравов Ю., 1998, с.43). Реальная человеческая жизнь, по Сартру, зависит от цели, которую он перед собой ставит. Причем должна быть конечная цель. Конечной целью может быть «тот идеал, который можно назвать Богом… Быть человеком — это стремиться быть Богом, или, если угодно, человек — это фундаментальное желание быть Богом» (там же, с.48). Быть Богом — это быть всем и понимать всё, ничего не иметь вне себя, не признавать границ и условий, реализовываться во всех формах. Человек желает быть всемогущим и всезнающим, но это лишь свойство его сознания — жажда, лежащая в основе всех потребностей и устремлений. Однако трагедия заключается в том, что сознание никогда не может стать реальностью и, следовательно, фундаментальный проект никогда не может быть реализован. Сознание живет, надеется, страдает, а реальность состоит из безжизненных фактов. Даже если нечто реализовывается, то цена этой реализации — омертвение. «Ценности, направляющие человеческую жизнь, остаются таковыми до тех пор, пока они не реальны, едва они считаются реализованными, как оказываются несовершенными или дефективными» (Аббаньяно Н., 1998, II, с.149). Следовательно, другие люди так же являются для моего сознания вещами, не существуют на равных со мной, и я для других являюсь лишь вещью. «Любовь завершается крахом, потому что каждый из двух partners хочет быть для другого целым миром, и тогда конфликт неизбежен; или, если один из них отказывается от этой претензии, то, с одной стороны, рождается мазохизм, а с другой — садизм. Сама смерть не составляет для человека никакой границы или исхода: она факт, как и рожденье; и, подобно рождению, она абсурдный факт» (там же, с.150). Таким образом человек — это творец, обреченный в глобальном масштабе на неудачу. Эта обреченность по существу уравнивает все выборы, делает равно абсурдным и бессмысленным все выборы «…так что в сущности одно и то же — пьянствовать в одиночестве и вести за собой народы». Если один из этих видов деятельности выше другого, — писал Сартр, — то не по причине реальной цели, а по достигнутому осознанию его идеальной цели: и в этом случае апатия одинокого пьяницы выше потусторонней агитации предводителя народов» (там же, с.151). По существу приведенные рассуждения Сартра имеют основу в выявленной С.Кьеркегором «парализующей мощи возможного», порождающей фундаментальную тревогу. Этот вид тревоги связан с односторонним акцентом внимания на негативные аспекты всех данных как возможностей, любых проектов, деятельности, в которую мы можем вовлечься. Этот стиль рассуждений — «родовая» черта экзистенциальной философии и психологии. Любое событие, действие, деятельность оказывается бессмысленным, бесполезным в контексте слишком широком, рамки которого включают рождение и смерть как абсурдные факты. За пределами этого отрезка сознание ожидает Ничто, поэтому нет надежды рассчитывать на оценку своих усилий «извне, со стороны». Может ли человек следовать своим путем, осуществить «прорыв», не надеясь на рай, при полном знании того, что всё, к чему он прикоснется омертвеет? — 114 —
|