В главе «Заметки о наивном познании» Маслоу подвергает резкой критике установку на антиинтеллектуализм и регрессию. «Для Судзуки как унитивное восприятие, так и первичная наивность одинаково похожи на возвращение в райские кущи, в Эдем, в те времена, когда с древа познания добра и зла еще не был сорван первый плод. «Мы вкусили плода познания добра и зла, и это привело нас к постоянной привычке интеллектуализирования. Но по сути нам никогда не забыть, откуда родом эта наивность» (цитата из Д.Судзуки — прим. автора). Судзуки считает эту библейскую, христианскую наивность тождественной бытию «соно-мама», то есть способности созерцать особость. Мне кажется, что это очень серьезная ошибка, христианский страх перед познанием, ярко выраженный в библейской легенде о потерянном в результате познания райском блаженстве, жив и по сей день… Я могу утверждать, что подобные взгляды проповедуются во всех известных мне «примитивных сектах» (там же, с.266–267). Маслоу противопоставляет непредвзятость и открытость к опыту как «наивность самоактуализированного человека» и «невежественную наивность». При этом особо подчеркивается «нездоровость» отрицания реального мира. «Такие люди смотрят вокруг и не желают видеть ее. Они презирают ее. Такого рода нездоровье, фантазийное восприятие принимает только «высшее», а «низшему» отказывается даже в праве на существование. Оно нездорово именно потому, что фантазийно, — иначе говоря, отрицательно, по-детски невежественно, не признает знания и опыта» (там же, с.267–268). Критике подвергается и мистический взгляд: «Обсуждая работы Экхарта, Судзуки… необходимо отметить, что их определение унитивного сознания… отрицает переходящее как таковое. Эти авторы склонны считать истинной реальностью только священное, вечное или божественное, они вплотную приближаются к тому, чтобы отказать миру в реальности» (там же, с.269). Вывод же таков: «Мир един и единственен, и то, насколько в человеке уживается высшее и обыденное, на самом деле зависит лишь от его способности воспринимать мир с точки зрения вещей высшего порядка и одновременно во всей его обыденности. Прими мы иной подход, и тут же окажетесь в ловушке… Мы примем религию в ее потусторонности и сверхъестественности, мы смиримся с ее нездешней, чуждой нам природой, отберем у нее гуманистическую и естественнонаучную составляющие… (там же). Однако, отказа от Утопии не происходит. «Без всякого стеснения хочу определить Еупсихею как общество избранных людей, в котором есть место только для психологически здоровых, зрелых, самоактуализированных людей и их семей…», проблема заключается лишь в несовершенстве техник отбора «…имеющиеся у нас механизмы осуществления избранности представляются мне достаточно убогими, и поэтому я стою за то, чтобы любая общность людей, которая стремится стать Утопией или Еупсихеей, имела силы и возможности изгонять чуждых ей индивидуумов, случайно, в силу несовершенства техники отбора, оказавшихся в числе избранных» (там же, с.227). Другое дело, что теперь возникает много вопросов, которые следует решить в реальности, прежде, чем откроется путь в Утопию, в главе 15 их насчитывается 29. — 101 —
|