|
Я понимаю, что сейчас люди озлоблены, сейчас люди боятся за свою жизнь, сейчас люди жалеют о том, что им раньше жилось тихо, спокойно и, вроде бы, в достатке. Я понимаю, что в нынешней ситуации политики имеют только одну цель: удержаться, не дать себя спихнуть другим политикам. Они не особенно заботятся о том, чтобы государство вылезло из того мусоропровода, в который само себя запихнуло». Этот отрывок из интервью дает довольно богатый материал для интерпретации. Прежде всего, бросается в глаза резкое несоответствие между двумя уровнями политического сознания респондента. На рациональном уровне он идентифицирует себя с демократами и демократической системой ценностей. Он говорит о том, что наилучшим для страны было бы демократическое правление, а демократию отождествляет с ее либеральным вариантом, где одна из главных ценностей — свобода личности. В октябре 1993 г. он ходил к Моссовету, поддерживал администрацию Б. Ельцина. Но когда он высказывается относительно политической оппозиции, поведения народа в целом, то перед нами личность с типично авторитарным мышлением. Он считает возможным репрессировать, оппозицию. О народе говорит, как о стаде тупых баранов (правда, и для себя не делает исключения). Предложенные им методы политического воздействия — явно принудительные и сводятся к тому, что людей надо «заставить забыть о бывшем Союзе, заставить забыть о том, что они могу получать все, жрать водку и жить в свое удовольствие», а для достижения порядка «надо поставить на улицах больше милиции». Для человека настоящих либеральных взглядов эти высказывания звучат несколько странно. Но наш респондент этого противоречия не ощущает. Его образ власти складывается из нескольких составляющих. Во-первых, — представление о природе власти. Власть для него сводится, прежде всего, к функциональным проявлениям принуждения — подавлению инакомыслия и наведению «порядка» любыми средствами, вплоть до насильственных. Главной же задачей власти является установление общественного «равновесия». Вместе с тем, идеалом государственного устройства для него является свобода индивида. Ради нее он может и бунтовать: «Бунтарь, — говорит наш респондент, — это не так плохо». Себя он хотел бы видеть не «в стаде», однако на роль лидера (президента), по собственной оценке, — не «тянет». Отсюда — внутренний конфликт, вызывающий повышенное эмоциональное раздражение, и разрешение его наш герой находит в выходе из игры: раз «в этой стране» ничего ни меняется (даже если «их», т.е. правителей, заставить), то лучше из нее просто уехать. — 185 —
|