И все же эти изменения личности не заданы ни самой болезнью, ни конституциональной обусловленностью. Исследование жизни ряда больных эпилепсией, проведенные Т. С. Кабаченко, проливают некоторый свет на механизмы этих искажений. Так, выявилось, что первый припадок у этих больных произошел в период обучения в школе, в присутствии детей; надо учесть, что эпилептический припадок часто сопровождается непроизвольным мочеиспусканием. Конечно, дети были не только испуганы, но и дразнили ребенка, давали ему обидные прозвища, не хотели с ним играть. Больные дети обижались, им хотелось общения со сверстниками и они прибегали к невинным уловкам типа: «Возьми меня играть в футбол, а я тебе принесу марки». Так формировался способ приспособления, начинавшийся с невинной уловки и приобретавший со временем устойчивый характер: нелеченная и плохо леченная эпилептическая болезнь приводит к инертности нервных и психических процессов, в результате чего способы поведения закрепляются. Таким образом, возникающие у эпилептика черты не заданы заранее. Болезнь явилась лишь условием их появления… Из‑за инертности все внимание больного эпилепсией концентрируется на том, что он выполняет сейчас. Выработка каждой операции получает самостоятельный смысл. Так, если в «пиктограмме» надо запомнить выражение «веселый праздник», то больной эпилепсией не просто рисует конкретную картинку, а подробно вырисовывает все детали: еду, тарелки, бутылки, сидящих людей. В итоге он концентрирует свое внимание не на «веселом празднике», а на описании картинки: «Люди сидят, застолье, что ли». Подобная инертность выявилась и в опытах Карстен (Karsten) на пресыщение. Если вторая инструкция «Я хотела проверить ваше терпение» меняет поведение здорового испытуемого – при этом вариаций становится меньше, – то у больного эпилепсией вторая инструкция ничего не меняет. Приведенными примерами мы хотели показать, что изменения личности (в данном случае речь шла о ханжестве, педантичности больного эпилепсией) не являются ни прирожденными, ни вытекающими непосредственно из самого болезненного процесса. Особенности личности формируются у здорового и у больного человека по одним и тем же закономерностям, но условия как социальные, так и биологические изменились. Реализуется тезис С. Л. Рубинштейна о том, что внешние причины действуют через внутренние условия. Именно потому, что патопсихологические исследования направлены на исследование не какой‑нибудь одной черты, одного признака, одного инварианта, а на изучение всего человека в его поступках, поведении, общении, они могут служить конкретным доказательством правильности этого положения. Не на классификацию людей и выделение типов должны быть направлены исследования развития личности (больной или здоровой), а на условия, которые привели к той или иной структуре его деятельности. Об этом свидетельствуют и данные В. В. Николаевой из практики соматической клиники о том, что нередко только в момент тяжелого заболевания выявляется в полной мере, какая по содержанию деятельность была ведущей для человека, какой из мотивов был смыслообразующим. — 35 —
|