|
Хотя человека могут снедать мысли и погоня за престижем, и мысленно он возносится и падает вместе с ним, это часто не рассматривают как невротическую проблему, подлежащую анализу, – то ли потому, что так часто случается, то ли потому, что это выглядит культурным стереотипом, то ли потому, что сам аналитик не свободен от этого недуга. А это недуг, причем разрушительный, потому что заставляет человека все время изыскивать "удобные случаи" – то есть, делает оппортунистичным, нарушая тем самым его цельность. Это далеко не норма, напротив, это указание на серьезные нарушения. На самом деле, это происходит с тем, кто так глубоко отчужден от себя, что даже его гордость во многом лежит вне его самого. Хуже того, невротическая гордость покоится на качествах, которые человек приписывает себе безосновательно, – на тех, которые принадлежат его особому идеальному образу. В этом четко проступает природа невротической гордости. Невротик гордится не собой, не тем, кто он есть. Зная о его неверном взгляде на себя, мы не удивимся, что его гордость вычеркивает трудности и ограничения. Но она идет дальше. По большей части он вовсе не гордится своими подлинными качествами. Он может сознавать их, но смутно; он может даже отрицать их. Но и осознавая их, он не считает их весомыми. Например, аналитик привлекает его внимание к его большой работоспособности или стойкости, с которой он прокладывает свой путь в жизни, или напоминает, что, несмотря на свои проблемы, он написал хорошую книгу, – пациент фигурально или буквально пожимает плечами и пропускает похвалу мимо ушей, с заметным равнодушием. Особенно он не ценит того, что, по его мнению, "только" стремление, а не достижение. Например, он сбрасывает со счета свое честное стремление добраться до корней своих нарушений, которое он проявляет, предпринимая серьезные попытки продолжать анализ и самоанализ. Пер Гюнт может служить блестящим литературным примером. Он ни к чему особенному не приложил свои настоящие качества – большой ум, дух искателя приключений, жизнелюбие. Но он гордится тем, что ему как раз и не удалось – "быть самим собой". На самом деле он был (в своем представлении о себе) не собой, а своим идеалом, с неограниченной "свободой" и неограниченными силами. (Он возвысил свой безграничный эгоцентризм до жизненной философии своим афоризмом: "Будь самим собой", что, как показывает Ибсен, является в его случае возвышенным переложением закона троллей: "Упивайся самим собой".) Между нашими пациентами Пер Гюнт нередок и страстно желает сохранить иллюзии своей святости, выдающегося ума, абсолютного самообладания и т.д.; он словно потерял бы свою "индивидуальность", если сдвинулся бы хоть на дюйм в сторону от таких оценок, которые он дает своим качествам. Воображение само по себе способно стать высшей ценностью невзирая на то, для чего оно используется, потому что оно позволяет своему хозяину глядеть сверху вниз на серых бескрылых людишек, озабоченных правдой. Пациент, конечно, не произнесет этого слова, "правда" а будет туманно говорить о "быте". Например, один пациент, чье требование было просто грандиозным, – он ожидал, что весь мир должен быть к его услугам, – сперва занял ясную позицию по отношению к своему требованию, называя его абсурдным и даже "унизительным". Но на следующий день он вернулся к своей гордости: требование стало теперь "величественным созданием духа". Истинное значение иррационального требования было утоплено, и гордость торжествовала в воображении. — 82 —
|