Невроз и личностный рост

Человек может взваливать на себя задачи, губительные для всего его существования. Классический пример такого рода Надо – "Преступление и наказание" Достоевского. Раскольников считает, что ему Надо убить человека, чтобы доказать себе свои наполеоновские качества. Как недвусмысленно показывает нам Достоевский, несмотря на то, что Раскольников во многом негодует на устройство мира, ничто так не противно его чувствительной душе, как убийство. Ему приходится замордовать себя до такой степени, что он становится способен его совершить. То, что он чувствует при этом, выражено в его сне о лошаденке, которую пьяный мужик пытается заставить тащить непосильно тяжелую телегу. Он по-скотски беспощадно хлещет ее кнутом и в конце концов забивает до смерти. Раскольников с глубоким состраданием рвется к лошаденке.

Это сновидение посещает его в то время, когда внутри него самого происходит страшная борьба. Он считает, что Должен быть в состоянии убивать, но это ему настолько мерзко, что он просто этого не может. В сновидении ему является бесчувственная жестокость, с которой он заставляет сделать себя нечто столь же невозможное, как невозможно для лошаденки тянуть воз с бревнами. Из глубин его существа поднимается сострадание к себе за то, что он учиняет над собой. Испытав во сне истинные чувства, он ощущает себя более цельно с самим собой и решает никого не убивать. Но вскоре после этого наполеоновское я снова берет верх, потому что в этот момент его подлинное я настолько же беспомощно против него, как надрывающаяся лошаденка против пьяного мужика.

Третий фактор, делающий Надо деструктивными и более других ответственный за их принудительный характер, это ненависть к себе, которая может обрушиться на нас за нарушение Надо. Иногда эта связь вполне ясна или легко устанавливается. Человек не оказался таким всезнающим или всевыручающим, каким, он считает, ему Надо быть, и, как в "Свидетеле", полон необоснованных упреков к себе. Чаще он не сознает, что нарушил приказ Надо, но ни с того ни с сего ему становится нехорошо, муторно, он чувствует тревогу, усталость или раздражение. Давайте вспомним случай женщины, которая вдруг испугалась собаки, когда ей не удалось взобраться на вершину горы. Ее переживания следовали в таком порядке: сперва она пережила свое разумное решение бросить попытки взобраться на гору как неудачу, – в свете предписания справляться с чем угодно, оставшегося для нее неосознанным. Затем последовало презрение к себе, тоже оставшееся неосознанным. Следующим был ответ на "самооплевывание" в виде чувства беспомощности и испуга, и это был первый эмоциональный процесс, достигший осознания. Если бы она не анализировала своих чувств, ее испуг остался бы загадкой, поскольку никак не сочетался с тем, что ему предшествовало. В других случаях на уровне сознания оказываются только пути, которыми человек автоматически защищает себя от ненависти к себе, такие, как его особые пути смягчения тревоги (приступы прожорливости, запои, бегание по магазинам и т.п.), или чувство, что он опять стал жертвой других людей (пассивное вынесение вовне), или чувство раздражения (активное вынесение вовне). У нас еще будет возможность посмотреть с разных точек зрения, как проходят эти попытки самозащиты. В настоящий момент я хочу обсудить еще одну подобную попытку, поскольку она легко ускользает от внимания и может завести лечение в тупик.