Методологический анализ в психологии

Б.Ф. Скиннер, в угоду своим позитивистским убеждени­ям, производит не менее радикальную чистку понятия «орга­низм»: как обыватель он, конечно, знает, что существует сложное анатомическое строение и физиологическое функ­ционирование организма, но как бихевиорист он принци­пиально отказывается видеть, что «за кожей» есть что-то, что существенно влияет на наблюдаемое поведение живот­ного. Если бы материализовалась гносеологическая абстрак­ция «пустого организма», мы стали бы свидетелями картины, не менее жуткой, чем разгуливающие по павловской онто­логии нервные узлы, — навстречу им из скиннеровского ящика вышли бы, как привидения, выпотрошенные голу­би и крысы.

Каков мир, в котором живут персонажи рефлексоло­гических и бихевиористских триллеров?

Ясно, что «бестелесный мозг» не может обитать среди реальных, материальных вещей — пищи, которую нужно добыть, хищников, столкновения с которыми нужно из­бежать, преград, которые нужно преодолеть. Все это в павловской онтологии замещается сигналами, условны­ми и безусловными, с материальными объектами субъект этой онтологии не взаимодействует, он имеет дело лишь с их информационным суррогатом[41]. На внешний, вещный мир (как и на телесное движение животного в этом мире) надевается шапка-невидимка павловского метода, делающая мир невидимым, прозрачным, как стекло, сквозь которое можно наблюдать за мозговыми процес­сами, не замечая самого стекла. Как и организм, среда подвергается гносеологической чистке, безжалостно осво­бождается от познавательно вредных, плотных, телесных, материальных, чувственно воспринимаемых компонен­тов. Ради «гносеологической прозрачности» (В. Набоков) среда по существу опустошается. То есть «бестелесному мозгу» как субъекту онтологии соответствует лишенный плотности, прозрачный и призрачный, «пустой мир» как среда обитания этого субъекта.

Но если, напротив, организм «пуст», как это постули­руется в онтологии радикального бихевиоризма, если все его интересные для исследователя процессы жизнедея­тельности локализованы не внутри, а вовне, по эту сторо­ну кожи, естественно было бы ожидать, что такой дорогой ценой отказа от внутреннего куплено обостренное вни­мание к конкретным внешним формам взаимодействия животного с окружающей средой и, значит, к самой этой среде в ее материальном, предметном, биологически зна­чимом виде. Но нет, научный взор Скиннера прикован к другому, к тому, дрогнет ли рычажок (или произойдет какое-либо иное заранее задуманное событие в экспери­ментальной установке) и как будет меняться частота сдви­гов этого рычажка, если экспериментатор станет по известному ему плану «вбрасывать» внутрь своего устрой­ства те или иные «подкрепления»[42].