|
Я бросил трубку... ЗАМУЖ ЗА НАРКОМАНА.Весь июнь шел дождь. Убаюкивал. По утрам ни просыпаться, ни вылезать из-под толстого одеяла не хотелось. Из открытых форток в комнаты вместе с холодом и свежестью рвалась сырость. В помещениях, казалось, было холоднее, чем на улице. Дети кхыкали и сипли. От буйной, перепившей воды зелени город отяжелел. Зеленые мокрые ветки гнулись и лезли в окна. Солнце выдавалось редко и ненадолго. И сразу парило. Мужчины спешили остаться в рубахах без рукавов. Женщины обнажали еще не успевшие загореть спины и ноги. И зря. Город снова накрывала паутина медленного дождя. Голые плечи и руки покрывались гусиной кожей и сутулились от холода. А ослепительный летний костюм обдавала плывшая по шоссе в этом потоке машина, не заметившая именно вашей лужи. В кабинете были включены обогреватели. Участники только подходили. Вдоль стены напротив меня рядом сидели два мужчины. Несмотря на разницу в возрасте, они были чем-то похожи друг на друга, как близнецы. Сходство, как всякая безликость, раздражало. К тому же терпеть штамп в мужчинах мне гораздо труднее, чем в женщинах. С женщинами сочувствие разрешает и помогает мне присоединяться к их естественности, красоте - здоровью. А судорогу маски - болезнь - вначале игнорировать, потом помогать устранять, как вредный нарост. Игнорировать отношением. А устранять тоже начала в своем представлении, потом в действительности. С мужчинами же я боюсь перепутать сочувствие с жалостью. А жалеть мужчину мне, как и себя, нельзя. Это бы его ослабило. Злиться же - можно. Ощущаемое соперничество, контролируемая внутренняя агрессия мужчину-подростка, если не отпугивает, мобилизует. Вот я и злюсь! Не присоединяюсь к его суете, предоставляя мужчине самому присоединяться к своей (его) подлинности. Незаметно способствуя, как в засаде, жду этой его правды, естественности, чтобы ее, чем умею - и тоже не обременяя своей опекой - поддержать. Два мужчины сидели рядом и были похожи друг на друга, как близнецы. Сходство вызывало досаду. Я стал думать: в чем, собственно, оно заключается? Оба были холостяки. Оба - схоже сидели. Оба - одинаково широко расставив ноги и бросив руки на колени. Старший глядел, будто у него во рту было горько и, казалось, на все и вся сердился. Младший по привычке стеснялся своих давно прошедших угрей и тайно краснел. Оба смотрелись, словно нечаянно оказались на сцене перед залом. Оба играли желваками, были напряжены больше необходимого и выглядели как-то ощетинено, воинственно, едва не угрожающе. — 127 —
|